Милли могла проводить с нами часы, просто наблюдая за выходками подрастающих лисят, восхищаясь, когда они подходили достаточно близко, чтобы ухватить Эмили за юбку. Наша мать была всегда занята стиркой, уборкой или пропалыванием грядок. И хотя она была образованной и способной, я никогда не видела, чтобы она читала ради удовольствия. Никогда не видела ее остановившейся посмотреть на облака, летящие по небу, собирающей букет полевых цветов. Мне хотелось иметь такие же неукротимые рыжие волосы, как у Милли, носить штаны, в которых было бы легко пробираться по лесу. Я хотела участвовать в интересных, содержательных беседах. Хотела смеяться часто и без стеснения.

«Джеймс Уэйлен» приплыл по расписанию, чтобы забрать Альфреда и Милли, которые погрузили на него свое зеленое каноэ, закрепив его на палубе на время путешествия через Тандер-Бей в Порт-Артур, и положили свои палатки и ящики под ним. Они увезли с собой образцы растений в маленьких мешочках, на которых значились дата и место, а также названия рода, вида и семейства.

Больше Милли и Альфред на острове не появлялись. Мы оставались с ними на связи, переписываясь, правда, нерегулярно. Наши письма соединяли дебри северного Онтарио, академические учреждения Британской Колумбии и уставшие от боев английские города. Но когда я в них нуждалась, когда мне пришлось бороться за Эмили, как никогда раньше не приходилось, они были со мной.

Элизабет

В тот год Питер ни разу не приехал на остров. Он собирался стать врачом, но отец со своей скромной зарплатой смотрителя маяка не мог помочь ему в осуществлении этой мечты. Мой брат был настроен решительно. В разгар Великой депрессии ему удалось получить работу в организованном правительством трудовом лагере; зарабатывал он очень мало, зато не платил за проживание и питание. Так что ему не приходилось стоять в очередях за бесплатным супом, и он все-таки мог отложить пару монет. Я им гордилась, меня восхищала его мечта поступить в университет и то, как он упорно трудился над ее воплощением. Он был намного старше меня, поэтому я смотрела на него с некоторым трепетом. Он был красивым, высоким, с темными волосами и сердцем поэта, немного загадочным и очень умным. У Чарли же, наоборот, были светлые волосы, как у папы. Он свободно себя чувствовал на воде и был на «ты» с ветром, шумный и говорливый, он всегда рвался в бой. Мои братья были настолько же разными, как вороны и чайки, но я нежно любила их обоих.

Мистер Ниеми любезно согласился снова сдать Питеру комнату после окончания правительственной программы. Возможно, намекнул нам Чарли, когда в конце лета собирался вернуться в Порт-Артур, это из-за их дочери, Майлис, которая была на год младше Питера. Майлис была пухленькой и светловолосой, с круглыми голубыми глазами и умела потрошить рыбу так же быстро, как любой из мужчин. Но в тот год она не поехала в лагерь рыбаков, а устроилась на работу в кафе Хойто, находившееся в подвале здания, принадлежащего финской общине. Там она подавала домашние блюда для членов общины, а по вечерам варила крепкий черный кофе для Питера, который пил его, занимаясь при свете масляной лампы.

К концу лета остался только один лисенок. Я назвала его Хитклиффом, а позже узнала, что это она. Лисица выросла крупной, темной и поджарой. Она уже не была по-юношески неуклюжей, но все еще не стала взрослой. Она воспринимала Эмили как еще одну из их выводка, и скакала рядом с ней с восторженностью подростка или сворачивалась клубочком в тени дерева, пока Эмили рисовала, а я читала. Мне нравилось думать, что мать Хитклифф, ее братья или сестры покинули остров, переплыв друг за другом залив Уолкер, и перебрались на остров Эдуарда, где охотничьи угодья были намного большими. Мне нравилось так думать, но они начали исчезать сразу после того, как стали пропадать наши цыплята. Тогда папа рано утром вышел из дома со своим ружьем.

День труда[20] подкрадывался все ближе, дни постепенно укорачивались, воздух становился все более прохладным, и мы наконец получили передышку от тягостной жары. Для дачников из Сильвер Айлет, сбежавших от городской жизни, чтобы насладиться выходными и праздниками в летних коттеджах старого шахтерского поселка, это означало конец сезона. Оставалось время для последнего приключения, еще одной захватывающей поездки на лодке по холодным зеленым водам озера, еще одной игры в прятки в лесу и возможности полежать на теплом черном пляже, пока над головой чайки борются с ветром. Дачники рассыпались по берегу Порфири, неся шерстяные покрывала, чтобы постелить их на землю, и корзины, ломившиеся от сэндвичей и картофельного салата.

Чарли уже уехал обратно в Порт-Артур, так что мы с Эмили вдвоем встречали лодки, когда они заплывали в лодочную гавань, ловили веревки и привязывали их к специальным креплениям на покосившемся деревянном доке. Взрослые принялись разжигать костры на берегу, чтобы сварить кофе, а дети разбрелись по лесу и по короткому пути добрались до восточного берега острова. В нашей компании было двое мальчишек, которых я раньше не видела, Эверетт и его брат Джейк, кузены Арни Ричардсона, приехавшие в гости из Торонто. Мы не были с ними знакомы и, в отличие от остальных, которые много раз приезжали на остров за эти годы, их не знала и Эмили, а они не знали ее. Эмили не смотрела на них, впрочем, она ни на кого не смотрела. Она шла за нами на некотором расстоянии, вроде бы будучи членом группы и в то же время им не являясь. Хитклифф скрылась под покровом леса, заслышав шум оживленной компании. Мы сидели на пляже, роясь в песке и черной гальке в поисках осколков стекла, отполированных волнами и лежащих в песке, словно сверкающие драгоценности, ожидая, чтобы их обнаружили и вытащили из их временного пристанища.

— Что не так с твоей сестрой? — спросил мальчик по имени Эверетт.

Он поднял и запустил по воде плоский камешек, который пропрыгал по поверхности шесть… семь… восемь раз, а затем, довольный собой, повернулся и посмотрел на меня так, будто это его достижение должно было меня восхитить. Эмили сидела в стороне, глядя на волны, остров Дредноут и корабль за ним, плывущий к середине озера.

— С ней все так. Она просто стеснительная, — ответила я.

Объяснять подробнее мне не хотелось. Это все, что ему нужно было знать. Я тоже подняла камешек и одним движением запястья запустила его по воде, он подпрыгнул восемь… девять… десять раз. Наверное, не стоило этого делать.

Эверетт отвернулся от меня и объявил нашей компании, что ему скучно.

— Это дурацкое место.

Арни был на острове много раз. Он знал все секреты острова и понимал, чем заинтриговать городского мальчика.

— Ну, попробуй сходить на кладбище, — предложил он.

Эверетт взял еще один камешек и бросил его. Он не подпрыгнул ни разу.

— Я постоянно хожу через кладбища. В Торонто кладбища повсюду.

— Да, но это индейское кладбище, так ведь, Элизабет? — Арни посмотрел на меня, его глаза заговорщически сверкнули. — Предки ее матери знали об этом месте испокон веков. Оно населено призраками. Это старое кладбище, старее даже Сильвер Айлет, оно здесь с тех времен, когда сюда еще не прибыли белые люди. Там хоронили только великих воинов. Говорят, это священное место, проход между миром живых, — он сделал паузу, а после продолжил, понизив голос так, что всем пришлось наклониться к нему, чтобы услышать его слова, — и миром мертвых.