Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
1991 г.
Взгляни на рассвет, коснись ладонью травы, окропленной росою, умойся лунным светом, полетай, хоть немножко.
Почему я не лезвие бритвы, я была бы самым тупым, безопасным лезвием.
Почему я не пушка? Во мне бы все снаряды были бы холостыми.
Почему я не веревка? Я была бы тонка и непрочна, как нить.
Почему я не яд? Я была бы зельем, срок годности которого давно истек.
Почему я не я? Я взяла бы тебя за руку…
Закипает в котлах безысходность, о прутья стальных решеток разрезаются крылья, рвущиеся к солнцу. Это все мрак. Хватит. Мы слишком серьезны и злы в этой жизни. Хватит. Надо просыпаться…
О суициде впредь не помышляла, свалив эту ответственность на Господа Бога. Он позволил появиться на этот свет, Ему и решать, когда уйти.
Конечно, есть очень тяжелые ситуации: гибель детей, тяжелые увечья, неизлечимая болезнь… Чаще всего люди совершают непоправимое, находясь в состоянии аффекта. Это проявление глубочайшего психического накала, когда человек ослеплен эмоциями и не видит выхода. Я никого не осуждаю. Каждый имеет право на свой путь. В моем окружении, к сожалению, не только школьная подруга Карина выбрала подобный исход, но и очень важный для меня человек в гораздо более зрелом возрасте. Это была катастрофа для родственников, для друзей, для меня. Стоило многих лет, чтобы как-то осмыслить, отчасти принять, с уважением отнестись к этому поступку, как к праву на выбор.
Но до сих пор у меня возникает чувство колоссальной досады, что меня не оказалось рядом в острый решающий момент. Всего-то ведь и надо: быть рядом, подобрать правильное слово, взять за руку, отвлечь! И впереди были бы еще дни, годы, много счастливых мгновений.
Но история не терпит сослагательного наклонения…
Человек – это Явление. Одному не хватает 80 земных лет, чтобы выразить себя. А кому-то 37 достаточно…
Иногда до конца не понимаешь причину своего мрачного настроения. Вероятно, срабатывает суммарный эффект от того, что творится вокруг – в стране, в обществе, в мире, на планете. Нервная система не справляется, и тут очень важно не «слететь с катушек».
Мне, слава Богу, неизвестно значение слова «обреченность», когда уже абсолютно понятно, что дни твои сочтены. Что бы я сделала? Наверное, в первую очередь раздала долги, если бы они у меня были. Съездила бы туда, где давно хотела побывать.
Я знаю, что среди неизлечимо больных людей немало тех, кто уходит в тень, не желая вызывать жалости к себе. Сопереживание словно пугает их, они не принимают помощь, отталкивают близких и пытаются сами осмыслить приговор судьбы. Включают экономный режим и тихо угасают. А есть другие – те, кто до последнего дня открыт и живет на полную катушку.
Таким был Юл Абрамов. Он страдал от меланомы. Страшная болезнь на последней стадии уже не поддавалась терапии, хотя испробовано было все – и химия, и облучение. Лечение оттянуло его уход и даже превзошло все ожидания врачей. Ему давали полгода, а Юл прожил больше двух лет. Мы с Валеркой и Кирой Левиной поддерживали Юла, как могли.
Он писал потрясающие песни! Пока болел, последние год-полтора, мы на Кавалергардской записывали их. Чтобы максимально продлить поцесс записи и оставить Юла вовлеченным, делали бесконечное количество дублей. Хотя Юл прекрасно все исполнял с первого раза. Он был очень педантичным, строгим к себе человеком. И до последнего оттачивал свое вокальное мастерство.
* * *
06.11.2003 г.
Дом. Мой любимый желтенький дом в центре двора. Четвертый этаж – гитарист-любитель шпарит через комбик. Нам на третьем слышно хорошо.
Этажом ниже – священнослужитель развлекает играющих во дворе детишек музыкой, которая несется из динамика, выставленного в форточку. А мы между комбиком и динамиком – пишем Юла в «SENNHEISER». Хотим получить чистый сигнал. А с кухни несутся слюноточивые запахи – мамуля напекла пирожков – объеденье.
Очень тяжелым стал для Юла последний месяц. Кончились силы, одолела кахексия. Он кричал в голос. Последний раз Мы с Валеркой видели Юла за два дня до его смерти. На друга было больно смотреть – абсолютно высохшее бледно-желтое тело, кожа да кости. Мы принесли ему первой весенней клубники. Юл приходил в сознание урывками, всполохами. В какой-то момент он узнал нас и очень обрадовался нам и нашей клубнике. Поел ее! Это были последние ягоды в его жизни… Три раза слово «последний» в трех строчках…
Всегда буду рассказывать про Юла, исполнять его песни. Его голос, теперь уже только в записях, продолжает меня завораживать по сей день. Юл прожил только тридцать лет. Я не могу допустить, чтобы он был забыт.
Есть люди, будто отмеченные особым знаком смерти. Они горят, торопятся жить. Яркие, красивые, харизматичные. Прячут за своей неординарностью хрупкость весеннего льда. Свободолюбивы, как дикие мустанги. Им не сидится на месте. Влюбляют в себя навечно. Сами часто влюбляются мимолетно, разбивая сердца. Бесстрашные до сумасбродства. Безудержные до максимализма. Им подвластны все стихии. В их руках спорится любое дело. Сегодня могут заработать миллион, а завтра легко проиграться в ноль. Непокорные, упрямые, сильные, неподдающиеся. Они не совместимы со старостью. Такие не гнутся. Такие ломаются сразу. Навсегда остаются молодыми. Гибнут на взлете. Уйти или остаться – только им решать.
Такой она и была… Светка Голубева.
2 февряля 2006 года ей было только 37…
Мой дневник сохранил несколько ее живых строчек…
«В это окно заглядывает весна. Совсем еще молодая, несмотря на конец апреля. Какие страны задержали ее приход? А может, люди… делами и мыслями… Город затосковал, замерз и она простила, пришла. Природа великодушна, в отличие… нет, не в отличие. Человек тоже, являясь ее творением, унаследовал это качество. Страшно недооценить. Не надо. Будем великодушны. И я, и ты, и она… И он. Пусть природа поможет ему сотворить чудо, даст силы, расслоит пространство.