– Совершенно ясно почему. Директриса явно прослышала о скандалах, связанных с именем этой девицы. Я просто потрясена, как этой дряни пришло в голову, что я соглашусь подписать подобное свидетельство. Разве я должна подтвердить ее прекрасное поведение? Тут как раз вам карты в руки. Она была так вам послушна, вот и подпишите!

– Требуется ваша подпись. Дорогая моя, вы всегда становитесь жертвой вашего чересчур живого воображения. Сейчас вы пытаетесь выставить мадемуазель Делюзи ответственной за то, в чем на самом деле виноваты только вы сами!

– Что вы имеете в виду?

– Вы отлично знаете, почему я был вынужден избавить детей от вашей… вашей слишком страстной любви!

Всякий раз, когда муж бросал ей в лицо это немыслимо гнусное обвинение, герцогиня смертельно бледнела.

– Вы… Вы не решились повторить ваши грязные слова перед моим отцом, Теобальд? Почему вы не поставили его в известность о моих «грехах», когда он вынудил вас прогнать эту девку?

– Очень может быть, что я это сделаю. И думаю, он не слишком удивится. Ведь, когда ваша мать умерла, вас доверили заботам некоей порочной и развратной дамы. Ваш отец узнал о ее, с позволения сказать, более чем странном поведении слишком поздно. И, по существу, такое поведение для вас… совершенно естественно!

На этот раз герцог перешел все границы дозволенного. Герцогиня, обезумев от гнева, набросилась на мужа, не скрывая своей ярости.

– Убирайтесь отсюда, слышите? Пошел вон! Ты просто чудовище, ты дьявол! Твоя девка сделала из тебя самое подлое и низкое существо, какое только можно встретить на этом свете! Но поскольку ты – ее творение, пусть она тобой и пользуется! Отдаю тебя ей! Я требую развода!

Герцог вздрогнул.

– С ума сошла? Люди нашего положения не разводятся!

– Да-да. Они убивают. Это куда проще. Но я, я хочу жить, и хочу жить спокойно. Я обращусь к королю, к папе римскому, ко всему свету, но добьюсь того, что стану свободна от тебя! А что до твоей драгоценной Анриетты, можешь передать ей, что она никогда не получит от меня этой рекомендации. Я сию же минуту напишу своему адвокату и своему отцу. Я возвращаюсь в Париж. С меня достаточно! Хватит!.. С этим покончено!

– Но, Фанни… Послушай…

Однако она уже вышла, громко хлопнув дверью. Укрывшись за цветочными вазами, Жозефина и Шарпантье обменялись взглядами.

– Я-то понимаю, почему он не хочет разводиться, – прошептал лакей. – Ведь мадам владеет большей частью их общего имущества. Если они разведутся, месье не сможет сохранить за собой даже этот замок. Он требует слишком больших расходов, и это очень хорошо известно господину герцогу.

– А не надо было быть таким дураком! – подытожила горничная. – Мадам абсолютно права, желая со всем этим покончить. По крайней мере, ей так будет спокойнее…

Часом позже из ворот замка выехала карета, запряженная парой лошадей, и двинулась по дороге на Париж. Но вопреки ожидаемому в столицу отправилась вовсе не герцогиня. В карете сидел сам герцог.

На следующую ночь, когда немногочисленные слуги, оставшиеся после отъезда хозяев в особняке Себастиани, улеглись спать в своих комнатах, расположенных над конюшнями, герцог Теобальд прокрался в спальню жены. Он захватил с собой набор необходимых инструментов и тотчас же принялся за работу. Сначала он выломал засов, который герцогиня приказала поставить на дверь, затем, забравшись под потолок по принесенной из сада лестнице-стремянке, стал отвинчивать болты, при помощи которых удерживался над кроватью огромный балдахин. Именно с этого тяжелого железного сооружения свешивались изящные шелковые драпировки, облаком окружавшие постель. Герцог оставил лишь одно из креплений, чтобы балдахин мог как-то держаться. Но и тот был настолько слабо закручен, что при малейшем движении спящей вся конструкция неминуемо должна была обрушиться. Раздавленная тяжестью балдахина, Фанни умрет. Такая смерть не станет причиной очередного скандала. А когда все успокоится… Герцог предался сладким мечтам.

Когда работа была закончена, Теобальд с удовлетворенной улыбкой полюбовался делом своих рук, тщательно все убрал, чтобы не осталось никаких следов его пребывания здесь, и возвратился к себе.

Герцогиня с детьми вернулась в Париж. Она хотела как можно скорее заняться всеми формальностями, связанными с разводом. Фанни и шестеро младших детей отправились отдохнуть с дороги. Герцог повез трех старших – Луизу, Берту и Реджинальда – на улицу Арле, где в пансионе Лемер мадемуазель Делюзи все еще ждала обещанной рекомендации герцогини. Там они провели весь вечер и в особняке Себастиани оказались только после десяти.

В доме все было спокойно. Герцог сразу же спросил о том, отправилась ли уже герцогиня в свою спальню.

– Госпожа очень устала. Она поднялась туда сразу же, как приехала. И, должно быть, тут же легла спать, – отвечал лакей.

Теобальд нахмурил брови. Легла так давно? И ничего еще не произошло? Как это странно… В глубокой задумчивости он направился по лестнице в свои апартаменты, отделенные от покоев герцогини только коридорчиком. Всю ночь он ходил взад-вперед по комнате, курил одну сигару за другой и прислушивался, ожидая грохота, который, как он надеялся, положит конец его мучениям. Но было тихо, ни один звук не нарушал царившей в особняке тишины…

Ожидание сделалось невыносимым. Ближе к рассвету герцог потихоньку вышел из своей спальни… Коридор был пуст. Герцог медленно, очень медленно отворил дверь, ведущую в апартаменты жены…

Часа в четыре утра Жозефина Обер проснулась от того, что непривычно громко прозвонил звонок. Камеристка подскочила на постели и бросила взгляд на стенные часы. Утро еще только занималось. Что может понадобиться герцогине в столь ранний час? Может быть, она заболела? Снова раздался звон колокольчика, теперь – куда более слабый… Жозефиной овладели дурные предчувствия. Набросив на плечи накидку, она побежала к двери комнаты Шарпантье и постучалась.

– Мадам зовет, – сказала она лакею герцога. – Я не могу понять зачем, но почему-то очень боюсь…

Лакей, не колеблясь, взялся проводить девушку. Они быстро спустились по лестницам, но тщетно пытались открыть дверь галереи, за которой, похоже, кто-то стонал.

– Попробуем пройти с другой стороны, – предложил Шарпантье. – Может быть, дверь гардеробной поддастся легче. Там что-то неладно.

По балкону они обошли апартаменты герцогини, и действительно дверь гардеробной подалась без труда. Жозефина дрожала как осиновый лист. Когда они проходили мимо окон спальни, ей показалось, что она увидела там, внутри, силуэт мужчины. Но едва они проникли в спальню, девушка потеряла сознание, увидев открывшееся ей зрелище. Посреди комнаты, по которой, казалось, пронесся ураган, в луже крови лежала герцогиня. Ее ночная рубашка была разорвана. На теле кровоточили, по меньшей мере, три десятка ран. Вокруг царил полный разгром.

Жертва, должно быть, яростно сопротивлялась. Вдоль всех стен можно было увидеть кровавые следы ее пальцев. Несчастная отчаянно старалась избежать ножа убийцы…