Будущему этнографу, специализирующемуся на изучении народов Севера, гораздо легче было попасть в таймырские экспедиции, там же прошла и преддипломная практика, а когда диплом оказался в кармане, долго искать место работы не пришлось – в университет давно уже пришла официальная бумага от руководства комплексного заповедника «Таймырский», очень желающего увидеть Евгения Гусева среди своих сотрудников.

Так начиналась его романтическая таймырская эпопея. А закончилась петлей – в один из дней Черного Августа.

Тогда многие сводили счеты с жизнью – стрелялись, вешались, прыгали из окон небоскребов – обнаружив, что все нажитое и накопленное испарилось, исчезло, растаяло, словно утренний туман, и, что хуже того, исчез смысл и стимул наживать что-то еще…

Его никогда не интересовала нажива. И накопления – тоже. И никакого отношения к лопнувшим банкам не имел плетеный перлоновый шнур, привязанный к ручке фрамуги. Привязанный в его день рождения. В сорок седьмой.

Дата вроде и не круглая, но все же он решил подвести итоги.

Бо́льшая часть жизни прошла на Таймыре, и приключений в ней хватало, хватало и романтики, – всего, о чем мечтал юный Женя Гусев, дитя асфальта и бетона. Но когда мечты сбываются, а приключения превращаются в рутину, поневоле засомневаешься: правильные ли у тебя были мечты?

Ни семьей, ни детьми он так и не обзавелся. Случались романы, сначала достаточно часто, потом все реже и реже, иногда даже казалось, что все всерьез, но… Но женщины, они ведь, как птицы, прилетевшие с юга в тундру, их немедленно тянет вить гнездо, обустраивать дом, очаг… А у него… У него назавтра был вертолет, улетающий в Полигайскую астроблему, в огромный кратер, оставленный гигантским метеоритом, столкнувшимся с Землей в незапамятные времена…

Семьи не было.

Детей не было.

Он бы пережил, но рушилось все, чему он посвятил жизнь… Проект, задуманный как коммерческий, способный принести средства, которых так не хватало умиравшему от безденежья заповеднику, обернулся монстром… И пожрал своих создателей.

Он-то надеялся, что сюда поедут люди, интересующиеся Севером, уцелевшей дикой природой, экзотикой дальних краев… Такие, как Женя Гусев четвертьвековой давности, только с деньгами.

Глядя на то, что выросло в предгорьях Бырранги, о наивных иллюзиях можно было забыть. Водку сюда поедут попить в экзотичных декорациях и шлюх потрахать. Побаловаться рулеткой и другими играми, запрещенными в большинстве российских регионов. Ну, может, еще пострелять оленей с вертолета…

Ладно бы то, что строилось, имело хоть какое-то отношение к истинному Таймыру… Опереточная декорация, глупая и изначально фальшивая. Он пытался протестовать против самых очевидных нелепостей, никто не слушал… Даже ошибку в слове «Фактория» исправлять не стали, с «фитой», дескать, лучше смотрится, вполне по-старинному…

Но все же надежда оставалась… Деньги, пусть даже уплаченные за самые дебильные развлечения, можно пустить на благое дело, спасти заповедник от неминуемого коллапса и смерти.

В Черном Августе стало ясно: не будет ничего. Ни туристов, ни их денег. Заповедник умрет.

Его вытащили из петли. Его откачали. Его собирались отправить на Большую землю, проходить курс реабилитации. Но случился Толчок…

Он почти не обратил внимания на Катаклизм и его последствия. Он доживал. Ему было все равно. Все самое страшное, что могло произойти, уже произошло.

Он ошибался… О, как он ошибался! Он просто не знал, что такое голод. Настоящий, лютый, многодневный. Заставляющий забыть обо всем. Заставляющий даже… Нет, нет, ничего не было! Он долго думал и понял все. Его не вынули из петли. Нет, какая еще загробная жизнь, он же материалист, да и не заслужил такого по большому счету…

Все проще. Умирающий от нехватки кислорода мозг выстроил такую вот иллюзию. Смертный миг, растянувшийся на годы. Он живет – думает, что живет, – в собственном кошмаре. А в кошмарах иногда случается делать кошмарные вещи.

Теория была стройная и материалистическая. Она все объясняла и давала шанс, что кошмар закончится сам собой…

Но Гусев все чаще поглядывал на шнур электроплитки. И думал, что если даже вновь не сумеет попасть в благодатное черное ничто, то провалится всего лишь в новый виток кошмара, на новый уровень предсмертия…

А там хуже не будет.

Здания города соединяли дороги, вымощенные камнем. Точнее, казавшиеся вымощенными. Багиров не удивился, обнаружив: камень такая же фикция, как многое другое здесь. На деле и камни, и щелки между ними с искусственным зеленым мхом оказались фрагментами цельнолитых пластикатовых плит. Оно и правильно, мостить дороги камнем в тундре смешно и глупо: летнее солнышко нагреет камень, мерзлота под ним растает, и дорога утонет в новообразовавшемся болоте… А у плит и площадь значительно больше при небольшом весе, и теплоизолирующие свойства лучше – и здешние псевдомостовые стоят уже седьмой год, если верить хранителю Гусеву.

Шагать по фальшивому камню было удобно, но Багиров не пошагал. Двигался рядом, вдоль дороги, внимательно изучая путь на предмет ловушек и прочих сюрпризов для незваных гостей. По словам Гусева, этого добра здесь хватало с избытком… Но сержант сейчас оказался и предупрежден, и вооружен – потел на велогенераторе хранитель не зря, батареи тактического комплекта заряжены полностью. Теперь не надо экономить крохи энергии, включая датчики и «ночной глаз» на коротенькие промежутки времени. Будь в свое время «Рысь-14» полностью работоспособна, сержант Багиров уж не сверзился бы в глупую яму с глупыми кольями, обнаружил бы ее загодя… Хотя как знать, может, все в итоге к лучшему обернулось. Засек бы ту ловушку – и пришлось бы иметь дело с трехглазым на открытом месте, без защиты кольев, и кто знает, чем бы тогда закончилась схватка.

…Первый сюрприз оказался незамысловатым – дорогу пересекала низко натянутая проволока. Не слишком тонкая, но в темноте без «ночного глаза» незаметная. Баг прошел вдоль нее в одну сторону, обнаружил колышек, к которому проволока крепилась. Прошел в другую, рассчитывая разжиться ручной гранатой – именно они чаще всего использовались при настораживании таких вот самодельных ловушек.

Но в нескольких метрах от дороги ждала своего часа не граната… Арбалет, замаскированный в стланике. Здоровенный, неподъемный, с собой не утащить. Согнутая в крутую дугу металлическая пластина была опознана Багировым как рессора от грузовика, тетива – стальной тросик. Взводилось чудо-оружие при помощи небольшой лебедки, способной вытянуть из грязи мобиль в тонну весом. Да уж, скорострельностью конструкция не блещет, один выстрел в полчаса в лучшем случае…

Стрела не была слажена из подручных материалов. Настоящая, старинная, древко, насколько смог разглядеть в темноте сержант, из знаменитой аромысской лиственницы, трехгранный наконечник грубой ковки… Из музея-фактории умыкнули, решил Багиров.