– Ничего мы тебе обещать не станем!

Даже ыква возмущенно ыкнула.

– Дайте слово, что, если губернатор попытается снова превратить меня в какое-нибудь безмолвное создание и запереть в четырех стенах под охраной, вы не позволите ему этого сделать! Я не хочу вновь стать жертвой его коварства! Я устал сидеть в тюрьме!

Добрый Жук и Вилли переглянулись.

– Скажи-ка, друг, почему господин Ти так с тобой обошелся? – спросил пуриканец. – Чтобы обещать это, мы должны точно знать, что ты невиновен.

– Не хотелось бы рисковать своим благополучием, защищая подлеца от заслуженной кары! – подтвердил пилот.

– Вы ничего не знаете?! Как же вас угораздило оказаться в услужении у этого мерзкого интригана?

– Долгая история, – недовольно буркнул Вилли.

– Отвечай на вопрос, – настаивал Добрый Жук. – Почему это он мерзкий интриган? Может, это ты – мерзкий интриган, а он лишь помешал твоим коварным планам?

– Что ж. – Одомар в теле лундианина высунулся из тьмы, и его массивную фигуру осветила голубоватая луна. – Я не без удовольствия поведаю вам эту историю.

– Только давай побыстрее! – Вилли потряс огуречными наручниками. – Нам еще тело Элейны искать, а уже ночь на дворе!

– Я постараюсь, – покладисто сказал беглец.

В таинственной, но чересчур мокрой для экипажа «Толстой ласточки» обстановке Одомар Блистательный, бывший король Ыты, начал свой рассказ, который оказался таким ярким и красочным, что Вилли, Доброму Жуку и Элейне показалось, будто они перенеслись на шесть лет назад. Будто они сами находятся в тронном зале ратуши города Ыквилибриума в праздничный день – День Преображения Ыты.

В тот день ласково пели трубы на главной площади города Ыквилибриума, возвещая наступление главного праздника в году, который отмечали на Ыте все от мала до велика.

Трубачи, одетые в синие бархатные камзолы, соседствовали со знаменосцами. Те размахивали темно-красными флагами с гербом Одомара – колбой с ыкводиумом, перечеркнутой молнией. Гербы были вышиты золотой нитью и красиво переливались в солнечных лучах. Глашатаи объявляли День Преображения Ыты, ежегодный праздник, который отмечался летом и знаменовал день, когда планета обрела свой нынешний облик.

Народ ликовал, любуясь фонтанами, поедая продававшиеся с лотков кексы с ыкводиумом и сахарную вату самых разных форм и размеров.

– Это каких таких форм? – жадно спросил Вилли.

Рассказчик на мгновение задумался.

– Тогда были в моде чайник, сова и… кажется, лента Мёбиуса. Да, точно.

– Сахарная вата в форме ленты Мёбиуса? Вот это круто! – восхитился пилот.

Одомар, его молодая и прекрасная жена Альфреда и ее отец, губернатор планеты Гмурр Эдуард Тикуэй, более известный под именем господина Ти, находились в тронном зале. Здесь же присутствовала почетная стража короля – двенадцать ытян в зеленых шляпах с золотой лентой и в благородных коричневых камзолах.

Одомар восседал на троне, Альфреда сидела бок о бок с ним. Подле трона Одомара стояла его любимая ыква по имени Адель. Рука короля покоилась в ее пышной гриве.

– А почему, кстати, ыкву назвали Адель, а не… Ыдель? – полюбопытствовал Добрый Жук. – Мне кажется, такое имя подошло бы ей больше.

Одомар нахмурился:

– Лихоглазка, то есть Альфреда, ненавидела все, связанное с Ытой и ее традициями. Я старался ее лишний раз не злить, потому и ыкву назвал Аделью. Такое имя Альфреде казалось… – он поморщился, – достаточно утонченным.

– Очень грустно, – честно сказал пуриканец.

– Пожалуй. Так-так… О чем я говорил?

Напротив трона выстроились удобные кресла с мягкими спинками для самых уважаемых лиц. В одном из них сидел губернатор Ти, а рядом другие гости, приближенные к королевской чете, – друзья и дальние родственники короля, приятели и родня Альфреды, высокопоставленные чиновники, верой и правдой служившие Одомару.

– Ввести ыкв! – объявил ытянин в зеленой шляпе, дежуривший у входа.

В День Преображения проводилось несколько торжественных церемоний, в том числе церемония пополнения почетного стада короля Одомара Блистательного новыми ыквами, собранными за год.

Присутствующие зааплодировали. Адель радостно заржала. Хранитель королевских ыквойл и два его помощника ввели в тронный зал шесть красивейших, цветущих и светящихся здоровьем ыкв.

– ВЕЛИКОЛЕПНО! ЗАМЕЧАТЕЛЬНО! – пронесся по залу вздох восхищения.

Хранитель, маленький бородатый ытянин с обвисшими ушами, гордо выпрямился и объявил:

– Клеймение ыкв для почетного стада короля Одомара сегодня будет проводить опытнейший клеймильщик Ыквилибриума мастер Татиту!

Все вновь зааплодировали.

Хранитель и его помощники поклонились и отошли, освобождая место специалисту по нанесению клейм. Тот не заставил себя ждать – вошел в зал и раскланялся.

Одомар прошептал что-то на ухо Альфреде, и оба они радостно засмеялись.

Все гости казались веселыми, лишь губернатор Ти был мрачен. Одомара это не удивляло. В последние месяцы отец его возлюбленной вел себя странно, и иногда, общаясь с ним, Альфреда тоже будто бы заражалась его настроением. Она становилась вспыльчивой, не желала разговаривать с мужем, однако с большим удовольствием общалась с придворными и чиновниками. Иногда у Одомара появлялось ощущение, что Альфреда не очень-то его любит, а скорее ценит его высокое положение и власть. И если он вдруг исчезнет, она будет только рада. Тягостное чувство собственной ненужности усиливалось из-за губернатора Ти. Тот нередко, и чем дальше тем чаще, позволял себе в адрес Одомара выпады наподобие: «Все, что ты имеешь, досталось тебе случайно!» или «Будь ты поумнее, использовал бы свое положение с толком, а не просиживал штаны на троне!»

Когда церемония закончилась, в зале остались Одомар, Альфреда, ее отец и еще кто-то, Одомар точно не запомнил. Кажется, какой-то парень. Остальные разошлись. Ыкв, только что принятых в почетное стадо, вывел из тронного зала хранитель ыквойл. Адель осталась.

– Тогда это и произошло, да? – не вытерпел Добрый Жук. – Ты оказался в ыкве!

– Вроде, – замялся рассказчик. – Точно не помню.

– Как это так?! – хором воскликнули кадеты.

– А вот так, – мрачно сказал Одомар. – Помню, что у меня от шума разболелась голова, и Альфреда подала мне таблетку и стакан воды. Я ее выпил… и все. Пустота. Следующее мое воспоминание – как я со всех своих четырех мохнатых ног улепетываю по городу от погони. В теле своей любимой ыквы. Сбежать не удалось. Меня поймали и отправили в ыквариум, где я и провел шесть долгих лет.