– Я же сказала, психиатрической.

– Какой именно, спрашиваю?

– А у вас их что, несколько?

– Две, – буркнула тетка, – психоневрологический диспансер и областная больница.

– Давайте оба адреса.

– Оплачивайте. – И она назвала сумму.

Я вышла из здания, держа в руке два листка с интересующими меня адресами. С какого начать? Психоневрологический диспансер находился совсем недалеко, а вот до областной больницы ехать и ехать. Судя по адресу, на Семеновском шоссе, лечебница располагалась явно не в городской черте, значит, начну с психоневрологического диспансера. Рассудила я так: в диспансере, как правило, находятся пациенты с заболеваниями легкой или средней тяжести, в больницу же кладут совсем тяжелых или опасных, например, буйно помешанных. Надеюсь, Яковлева еще не довели до подобного состояния.

На территории психоневрологического диспансера располагалось несколько двух– и одноэтажных построек. Я прочитала названия на вывесках: «Кризисный центр», «Амбулаторный прием», «Психологическая поддержка». Больничные строения определенно требовали ремонта, хотя бы косметического, на фасадах хлопьями висела облупившаяся краска.

Куда же мне идти? Я решила начать с «Амбулаторного приема», хотя, если Яковлев находится именно здесь, то к амбулаторным больным его отнести нельзя. Ладно, на месте разберусь.

Я открыла дверь и оказалась в довольно широком, но не длинном коридоре. Несколько ступенек справа вели наверх, к двери с надписью «Регистратура». Дверь была приоткрыта, в проеме было видно сидящую перед компьютерным монитором женщину лет пятидесяти в белом халате.

На левой стороне коридора находилась одна-единственная дверь. Судя по табличке на ней, это был кабинет психиатра. У двери стоял потертый диван, на котором сидели две женщины и о чем-то беседовали. Я встала невдалеке от них и задумалась, каким образом мне получить информацию о Вячеславе Яковлеве. Невольно я начала прислушиваться к разговору женщин.

– Ой, а наша бабушка такого натворила! Представляете, неизвестно кому продала дачу и неизвестно куда дела деньги от продажи.

– А может, она и не получала их вовсе?

– Вполне возможно. Я предварительно у врача спрашивала, а тот говорит «деменция, что вы хотите».

– А чего ж раньше не везли?

– Так она не хотела!

– А что, сейчас захотела?

– Какой там захотела, – женщина махнула рукой, – сейчас уже деваться некуда: она и близких не узнает, и туалет найти не может.

– Ой, надо сразу же решить вопрос с наследством.

– Да куда там, в ее состоянии…

– Не скажите! Вот я вам сейчас расскажу одну историю. Старушка уже угасала последний год и передвигалась-то с большим трудом, дочку называла мамой и была полностью зависима от постороннего ухода. И вдруг неожиданный светлый промежуток, да такой, что старушка самостоятельно оделась и выбралась из квартиры. Добралась до нотариуса, а его офис располагался в том же доме на первом этаже, и там оформила завещание на подругу детства. Представляете? Через три дня после этого старушка скончалась, а дочь судилась несколько лет.

– И чем все закончилось? – спросила я, заинтригованная этой историей.

– Уже и не помню. Да даже если дочь выиграла, представляете, сколько она нервов попортила?

– Да уж… и не говорите.

Женщины немного помолчали.

– А как все-таки уговорить больного? – спросила одна из женщин.

– Да никак, это поколение очень бурно реагирует на попытку показать их психиатру. Обычно приходится идти на хитрость. Нам вот в этом деле помогла участковый терапевт, она очень убедительно объяснила маме про распоряжение президента по поводу диспансеризации ветеранов. Сказала, что если не поедет, то ее премии лишат. Слова «президент», «диспансеризация» и «премия» подействовали просто волшебно.

– А я свою тетю уговорила за компанию, – вступила в общий разговор недавно подошедшая женщина. – Сказала: «Ой, тетя, меня на консультацию отправили, я одна боюсь, поехали со мной».

– Да, тут уже кто что придумает. Я вот знаю, что некоторых просто сажают в машину и везут без объяснений, потому что объяснений они уже не понимают.

– Как же это все тяжело, – вздохнула одна из женщин. – Моя соседка, та при каждом удобном случае убегала к крупному торговому центру и у входа активно просила милостыню. При этом она всем рассказывала, что сын ее морит голодом, выгоняет из дома и жить с ним нет никакой возможности. А сын стоял с ней рядом, просил ее пойти с ним домой и не позорить его на весь город. Таблетки он ей не давал, потому что бабушка их пить не хотела, настоять на своем у него не получалось, а в больницу класть ее ему было жалко.

– Вот ужас, не дай бог!

Действительно, ужас. И не дай бог дожить до такого состояния.

Пока я слушала эти рассказы, у меня созрел план дальнейших действий. Я вышла из здания, а потом за ограду психоневрологического диспансера.

– Скажите, где здесь поблизости вещевой рынок? – спросила я у проходившей мимо молодой женщины.

– Сразу за поворотом будет хозяйственный магазин, – указала она рукой, – потом пройдете еще квартал и увидите.

Двинувшись в указанном направлении, я даже не дошла до вещевого рынка, потому что на полпути к нему увидела магазин «Секонд-хенд», расположившийся на первом этаже жилого дома. Для моего плана это было, пожалуй, даже лучше, чем рынок.

Я вошла в секонд-хенд и подобрала себе комплект из клетчатой расклешенной юбки до колена и пестрой кофточки с рукавом «фонарик», на всякий случай взяла еще спортивные штаны. В машине я переоделась в юбку и блузку, обулась в кроссовки, заплела волосы в косу и уложила ее вокруг головы, потом накрасила губы кроваво-красной помадой и слегка подкрасила ею же щеки. Осталось только повязать платочек на шею. Класс! Из зеркала на меня смотрела типичная жительница какого-нибудь райцентра – то, что надо.

Я снова вернулась в психоневрологический диспансер.

– Здравствуйте, а вы не подскажете… как мне найти… – нарочито запинаясь, начала я, адресуясь к женщине в регистратуре. На вид ей можно было дать лет пятьдесят с небольшим. Она, наморщив лоб, напряженно смотрела на монитор компьютера.

Отчет, наверно, составляет, подумала я. Наконец она оторвалась от экрана и вопросительно взглянула на меня.

– Дядя здесь у меня лежит… должен лежать, – сказала я.

– Фамилия как?

– Фамилия Яковлев, а зовут Вячеслав Афанасьевич.

Она удивленно посмотрела на меня.

– А вы кто ему будете?

– Я-то? Племянница я его. Я… это… из села я, все некогда было проведать, а теперь вот освободилась, отпуск взяла за несколько лет, приехала, а родственники говорят, в больнице он, – зачастила я, почувствовав, что неспроста регистраторша все это выспрашивает. И жалобно добавила: – Я дядю Славу столько времени не видела. Как он, вы не знаете?