Она снова попала в больницу и пролежала в ней до самых родов.

Заявление на мужа в милицию она не подавала.

Все соседи и знакомые Катьки были лично предупреждены Диной при любом шуме-крике из ее квартиры немедленно звонить в милицию, «Скорую» и им, Нагорным, и стучать-колотить, биться в дверь, чтобы остановить бесноватого Витеньку. Это все, что она могла сделать.

Они и позвонили, когда Сонечке, доченьке Катьки, исполнился месяц.

– Дина! – кричала соседка подруги в трубку перепуганным до ужаса голосом: – Там что-то дикое творится! Катя так кричит, так кричит!

– Стучите к ним в дверь и звоните, теть Полина! – орала в ответ Дина, прижимая трубку плечом, торопливо засовывая ноги в ботинки. – Зовите других соседей на подмогу, взламывайте дверь!

Она вызвала милицию и «Скорую помощь» и ринулась домой к подруге.

Младенческий истерический крик Сонечки Дина услышала, как только влетела в подъезд и понеслась, перепрыгивая через две-три ступеньки, наверх. Возле распахнутой настежь двери в квартиру Катерины столпились соседи.

– Боимся заходить, – объяснила соседка, – ждем милицию. Витя все еще там. Открыл нам дверь, когда мы тарабанили, и пошел в кухню.

Дина залетела в квартиру и… Дальше она все довольно смутно помнила, хотя действовала четко и продуманно, но скорее на рефлексе, на привычке, выработанной за время работы в «Скорой».

Виктор спал, раскинувшись на кровати в спальной, а Катя…

Катька лежала возле детской кроватки в луже собственной крови и была мертва, это Дина поняла с первого взгляда, хоть и проверила пульс и посмотрела глаза – все, не было больше Катеньки. Вся прихожая, кухня, коридор, комната, мебель, стены, даже потолки были в брызгах и разводах ее крови. Он забил ее до смерти! Забил, руками, кулаками, ногами, как беззащитную дворовую собаку!

До смерти!

Дина выхватила из кроватки заходящуюся криком Сонечку и прижала к себе. И это было единственное, что она могла еще сделать для своей подруги в тот момент. Милиция на этот раз приехала быстро, как и «Скорая», но помощь уже была бесполезна. Но Дина, слишком хорошо знавшая протокол действий в таких случаях, ушла, унося с собой ребенка и успев сказать Полине Андреевне:

– Скажите, что Соню забрала бабушка.

– Поняла, – кивнула мудрая женщина.

Дина совершенно четко осознавала, что передавать Сонечку в руки органов опеки и попечительства категорически нельзя – не вызволишь потом оттуда ребенка. Так же точно, как то, что она Сонечку никому не отдаст, даже ее бабушке. Никому.

И началась для Дины эпопея. Битва по всем фронтам.

Инга Валерьевна, получив известие о страшной смерти дочери, упала без сознания, и у нее случился инфаркт. А Дина, ринувшаяся бороться за справедливость, столкнулась с такой фигней, как «корпоративная этика и круговая порука» в милицейском исполнении. Жесть полная.

Стеной стояли менты – оказалось, что Виктор Дерюгин у нас героическая личность, прекрасный человек и хороший семьянин, с такой характеристикой только на пьедестал в виде образца для подражания. Для начала героического борца с криминалом на улицах освободили под подписку о невыезде до суда, потом пропали свидетельские показания из дела, и судебная экспертиза как-то вдруг показала, что Катерина в состоянии психической разбалансированности после родов носилась бешеной курицей по квартире и калечила сама себя, пока не убилась, множество раз налетев на твердые предметы. И дело начало разваливаться на глазах.

Дина кинулась сопротивляться: поговорила с родными-близкими, с друзьями и бывшими одноклассниками из числа тех, кто побогаче, пособирала со всего мира по копеечке и наняла адвоката – защищать интересы Инги Валерьевны. Во-вторых, воспользовавшись связями отца и мамы, дотянулась до телевидения, даже до Первого канала, где сняли репортажи о гибели Катерины и ментовском беспределе, постоянно обращалась к каким-то знакомым и незнакомым, имевшим влияние и вес, писала заявления в особый отдел милиции, требуя проверки деятельности следствия, – все бесполезно!

На предварительном слушании, когда рушились один за другим доказательства и слетали выдвигаемые обвинения в адрес Дерюгина, и свидетели отказывались от своих показаний, Виктор смотрел прямо на Дину и улыбался торжествующей, презрительной улыбочкой.

И уже нанятый ею адвокат с сожалением объяснил девушке:

– Дина, вы ничего не добьетесь, и никакая общественность вам не поможет, и даже самые крутые программы на Первом канале. Милиция не склонна сдавать своих на так называемых «семейных делах». Не коррупция же. Максимум, что он получит, года четыре, а то и вовсе закроют дело за недоказанностью. Убийство вашей подруги уже не доказать.

Она чувствовала такое опустошение и такую беспомощность перед творящейся несправедливостью, что начала задыхаться настоящими приступами, совсем как астматик. И тогда от накрывавшего с головой отчаяния Дина достала визитную карточку, что дал ей Ринков, позвонила и попросила помощи.

И получила эту помощь в таком объеме, в каком и не ожидала.

Дело вернули на доследование, следственную группу сменили, как и судью, и Виктор был приговорен к четырнадцати годам строгого режима. А Дина легко и очень быстро смогла получить опеку над Сонечкой, а потом и удочерить ее без каких-либо препятствий.

Через месяц после вынесение приговора Виктору Дина поступила на вечернее отделение юридического факультета в университет. Она больше не собиралась быть настолько беспомощной в правовом поле против такой мрази, как Дерюгин, но главное – за время этой битвы она отчетливо поняла, что хочет стать адвокатом, что это по-настоящему ее дело и к нему она испытывает природную склонность, а главное, у нее есть способности.

Инга Валерьевна встала на ноги, оправилась, как могла, но была совсем слабенькой. И… Нагорные забрали ее к себе жить, вместе с ее престарелой матушкой. А как же – родня, теперь уж законная, раз Сонечкина бабушка и прабабушка.

Квартиру Кати поменяли на другую, почти такую же, тоже в Центре, но в соседнем районе, руководствуясь несколькими причинами. Самое главное конечно, чтобы не напоминала о трагедии и чтобы друзья-приятели, да и родня Виктора не появлялись с «приветом» на пороге. Сдали и эту квартиру жильцам в аренду, и однокомнатную, из которой женщины переехали.

Вроде бы на жизнь хватало. В тесноте, правда, но фигня: в одной комнате родители с детьми, бабушка с дедом в другой, Инга Валерьевна с мамой в третьей, а Дина на диване в кухне, тем более ее практически и дома-то не бывало с ее посменной работой и учебой. Отсыпалась на смене, во время езды на адрес и в перерывах между вызовами.

Жили. Между прочим, очень весело и дружно. Сложности и трудности сплачивают людей нормальных, а ситуаций и поводов для иронии более чем достаточно при такой-то скученности народа.

– Знаешь, – поделилась Дина, – за годы работы на «Скорой» такого понасмотрелась, на такие трупы ужасные приходилось выезжать, казалось бы, привыкла ко всему. Но пока… – замолчала, справляясь со слезами, сглотнула – … пока это не касается тебя лично… – продолжила она, – первый год после гибели Катюшки я почти каждую ночь видела ее такой, какую нашла там, в квартире.