исследовательницей Э. Тохври была выпущена в свет биография под заголовком «Жорж Фредерик Парро – первый ректор Императорского университета в Тарту»[238] (с этой книгой, к большому сожалению, автору данного очерка не удалось познакомиться по независящим от него причинам).

Таким образом, современная историческая наука вновь обрела интерес к изучению жизни профессора Г. Ф. Паррота и его разнообразного вклада в историю Российской империи как «собеседника императоров», что делает выход настоящего издания в полной мере актуальным.

* * *

Издание переписки профессора Г. Ф. Паррота и императора Александра I призвано решить несколько задач. Во-первых, реконструировать полный корпус данной переписки в той степени, в какой это возможно, проверив ее целостность, взаимную связь писем друг с другом и их логический порядок, наличие или отсутствие лакун и т. д. Во-вторых, опубликовать всю переписку целиком – как о том, по-видимому, некогда мечтал сам Паррот, причем сделать это необходимо на языке оригинала, поскольку только так тексты писем (за исключением нескольких уже напечатанных Шильдером) будут наконец введены в научный оборот. В-третьих, для отечественного читателя перевести тексты писем на русский язык, сохранив при этом ту историческую атмосферу, которую создает уникальный стиль корреспондентов, погруженных в лексику и образы эпохи романтизма. И, в-четвертых, снабдить публикацию должным научно-справочным аппаратом, облегчающим понимание текста. Для решения этой задачи служат комментарии, в которых проясняются отдельные не вполне очевидные смыслы, заложенные корреспондентами (касательно текущих политических событий, обстоятельств, связанных со службой в университете, и т. д.). Все упоминаемые имена собственные – т. е. фамилии людей или географические названия – вынесены в отдельные указатели, призванные дать о них необходимую справочную информацию.

Как уже говорилось выше, отсутствие подавляющего большинства подлинных писем с неизбежностью приводит к решению основываться в данном издании на черновиках из личного архива Паррота, хранящихся сейчас в Латвийском государственном историческом архиве (все прочие находки, обнаруженные в российских архивах, носят вспомогательный характер по отношению к обработке этого основного корпуса источников). Черновики писем составляют 720 архивных страниц на бумаге ин-кварто, заполненных по-французски довольно мелким и трудночитаемым почерком Паррота, с исправлениями, свойственными любому черновому документу. К счастью, вносимая рукой Паррота правка достаточно ясна для того, чтобы в каждом случае позволить в полной мере восстановить итоговый текст письма. Но по сравнению с беловым оригиналом у черновиков есть то преимущество, что они содержат выражения, доводы, метафоры и проч., которые автор затем решил отвергнуть. В данном издании было решено использовать это преимущество и опубликовать наряду с окончательным текстом некоторую часть черновой правки – в тексте она стоит в угловых скобках.

Подчеркнем, что в большинстве случаев, когда черновая правка носит чисто редакторский характер, она опускается, но воспроизводится именно тогда, когда добавляет к тексту письма дополнительный смысл или выразительность. Поясним это на примере, который показывает такую значимую смену интонации в ходе правки. Письмо от 25 февраля 1807 г. в очередной раз обращается к критике внутренней политики – на этот раз в области цензуры. Желая подчеркнуть свою постоянную приверженность либеральным принципам начала царствования Александра I, Паррот написал: «Я правил не менял» (Je n’ai pas changé de principes). Но потом он спохватился, поскольку увидел, что это может прозвучать как упрек в адрес самого Александра I, который за пять прошедших лет как раз изменил своим принципам – но именно эту мысль профессор и пытался опровергнуть, внушая здесь же царю: «Благородство сердца Вашего, либеральность идей Ваших прежними остались». Поэтому Паррот зачеркивает слово «правила», оставляя нейтральное «Я не изменился».

Описи, составленные в середине XIX в., указывают на то, что черновики писем ранее были распределены по 24 пакетам в хронологической последовательности (номер каждого письма в пакете, проставленный еще Парротом, приводится в комментарии к соответствующему письму). Это послужило основой их хронологической атрибуции, поскольку далеко не все черновики имеют дату написания. В то же время более тщательный анализ показывает, что в ряде случаев Паррот ошибался, когда в конце жизни по памяти воспроизводил порядок писем (на это указал еще первый читатель всей переписки М. А. Корф).

К сожалению, некоторые ошибки датировки, допущенные Парротом, были затем некритически воспроизведены в публикациях Бинемана, а оттуда разошлись по историографии. Например, часто цитируемое письмо Паррота, в котором он отрицательно отзывается о замысле Александра I как можно скорее дать России конституцию и призывает царя править твердой рукой ради воспитания и просвещения народа, Бинеман вслед за описью середины XIX в. датировал 28 марта 1805 г., и эта ошибочная дата совершенно вырывала письмо из истинного контекста его написания, который легко реконструировать, если прочитать дату правильно (28 мая). Другой пример показывает, что Паррот мог ошибиться даже на несколько лет: письмо от 6 июля (без указания года), в котором профессор впервые упоминает об одобрении императором его проекта основания приходских училищ, было помещено им в пакет VI за 1805 г., когда собственно и происходило активное обсуждение этого вопроса. Но в таком случае дата на черновике не имела смысла, поскольку, как подтверждали другие источники, к началу июля 1805 г. Паррот уже уехал из Петербурга, и это заставило Бинемана даже насмешливо заметить, что профессор, вероятно, не обращал внимания, какой месяц стоял на дворе. Но вопрос можно разрешить, не прибегая к таким абсурдным допущениям: на самом деле (как окончательно доказывает сличение бумаги и чернил) дата черновика – точная, вот только год его написания – 1803-й, когда Паррот действительно в этот день был в Петербурге. Наконец, нумерация писем в пакетах могла обладать и другим недостатком – иногда она разбивала взаимосвязь документов между собой. Так произошло с девятью указами по финансовым вопросам из пакета XV (здесь «виновна», по-видимому, София Шторх, поскольку именно она внесла дополнения в опись данного пакета по сравнению с описью рукой Паррота): первые шесть из них оказались присоединены к № 3 от 10 августа 1810 г., седьмой указ был сочтен за № 7 в том же пакете, а остальные два добавлены к уже имеющимся № 8 и 9, причем каждый под своей датой (28 сентября и 10 октября 1810 г.). В действительности же весь набор из расположенных один за другим указов, с номерами от одного до девяти, Паррот послал Александру I вместе с письмом от 1 ноября 1810 г.

Приведенные примеры объясняют, какого рода работа по датировке писем и восстановлению их связей друг с другом была проведена и почему в итоге в данном издании письма расположены далеко не всегда в том же порядке, в каком они были пронумерованы в пакетах. Подробное обоснование для датировки конкретного письма (в случае, если оно необходимо) указывается в комментарии.

Хотя Паррот предпринимал все возможные усилия, чтобы текст его переписки с Александром I