Ритин брат!

Вовка оглянулась. Мальчишка схватил бумеранг и утопотал прочь – вот и все, что она успела увидеть.

Да как он здесь оказался?

– Рита! – позвала Вовка.

Никто ей, конечно, не ответил, только тени поползли по скверику, как будто кто-то разливал под деревьями чернила.

– Ри-и-т! – крикнула снова Вовка.

Достала телефон, зашла в их переписку. С последнего сообщения Рита в онлайн не выходила.

А может, они где-то рядом живут, а тот дом она для встречи предложила для удобства? Заброшенное здание, где никого нет, никто не подслушает.

Многовато совпадений…

Ты бы билетами озаботилась, милая, – пришло новое сообщение от Джинна, как будто он следил за ней из-за ближайшего куста. – Вдруг кончатся? Кто тогда твою семью вызволит?

Вовка засунула телефон поглубже и встряхнулась. А может, этот малыш и есть ее Неизвестный-Джинн?

Ага, конечно, и пишет он без единой ошибки, как взрослые. Нет, мальчишка здесь совершенно ни при чем.

По пути она заскочила к банкомату и положила на карточку злополучные две тысячи. Хорошо, что вспомнила – наличными она бы в онлайне, конечно, ничего не купила. Банкомат плотоядно задвинул шторку, проглатывая деньги, и Вовка вздохнула с облегчением. Было приятно наконец избавиться от дурацких бумажек. На карточке эти две тысячи были безликими, у них не было истории – просто цифры, и все тут.

Наверное, Джинн и билеты отслеживал, потому что в продаже оставался один-единственный: на завтра, в семь утра. Больше не было ни на этой неделе, ни на следующей. Обратных почему-то сколько хочешь, как будто бежать из Краснокумска было незазорно, уходите толпами, хоть целым городом. А вот туда оставалось одно место. На утренний поезд.

Но у нее экзамен… В девять. Завтра. Как же быть?

Вовка сверлила глазами страничку с последним билетом и не могла поверить. Этот Джинн и здесь успел все карты смешать… Но не всесильный же он, правда? А может, она купит завтра на вокзале? Может, в кассе будут доступны другие поезда?

Вовка поморгала, заметила в уголочке страницы номер колл-центра и вытащила мобильник. Сейчас все узнает.

Но оператор подтвердила:

– Все правильно, в ближайшее время с остановкой в городе Краснокумск следует только поезд номер шестьсот пятьдесят четыре. Остался один билет. Обратите внимание: сидячий.

Вовка вздохнула. Голос у девушки был дружелюбный, звонкий и совсем не вязался с перспективой протрястись – сколько-сколько? – четырнадцать часов! И даже не в плацкарте, где можно прилечь и хоть как-то скоротать время, а на каком-то унылом «сидячем», где и ноги, наверное, будет не вытянуть.

– Спасибо…

Вовка положила трубку.

Ну, милая, что выберешь? Своих стариков или собственное будущее? – написал Джинн.

Вовка тоскливо смотрела на плашку сообщения и не двигалась. Если она не явится завтра на вступительный экзамен, то не поступит. Одних баллов ЕГЭ не хватит. Ее обскачут другие. Да и за неявку ее, наверное, снимут еще раньше. Вопиющая безответственность – прогулять вступительный!

«Собственное будущее»… Вовка поморщилась. Какой пафос. А взамен – никаких гарантий. Что будет там, в Краснокумске? Где ее родители и что может сделать она, девчонка неполных восемнадцати лет против неизвестного человека, который непонятно зачем ей угрожает?

Вовка встала, присела у пианино, и табуретка скрипнула. Подняв крышку, Вовка погладила клавиши: белые, глянцевые, с округлыми краями, как будто в нежной глазури. Она пела сколько себя помнила: в музыкалке, дома, на школьных вечерах. Если нужно было сделать номер, Вовку ставили не спрашивая. «Ты же поешь», – укоряли ее. И это «поешь» всегда произносили особенно, с нажимом, почти заговорщически, как будто Вовке была известна какая-то волшебная тайна, и не воспользоваться этой особой магией было просто неприлично.

И вот теперь она возьмет и не явится на экзамен. После всех мечтаний о том, как заведет целую тучу подруг, как съедет, как снимет с ними квартиру и начнет собственную, самостоятельную жизнь.

Как будто в насмешку над тем, как Вовка колеблется, Джинн прислал новое сообщение:

А ты знала, что у твоего папы в кошельке?

И фотография, спрятанная в кожаном «окошке» за отделением для карт: на ней Вовке лет девять, она держит своего любимого медведя с безобразным розовым бантом в крупный синий горох и улыбается, безо всяких стеснений обнажив кривенькие зубы. Это потом уже она начнет их прятать, потом уже ей поставят брекеты с «веселенькими» зелеными резинками, на которые она не сможет смотреть без слез еще целых полтора года, и потом уже, когда их снимут, она вдруг узнает, как это здорово – просто улыбаться, ничего не пряча. А тут, в обнимку с клоунским медведем, Вовка еще даже Вовкой не была – тогда она и сама еще звала себя Владой и не задумывалась, нравится ей это имя или нет.

И эту фотографию папа держал у себя в кошельке. Все правда. Вовка ее видела.

Она покорно встала и вернулась за компьютер. У Джинна было весомое преимущество.

Спала она плохо. Всю ночь провертелась, то проваливаясь в неверный сон, то пробуждаясь. Тахта стала на удивление неудобной: пружины упирались в ребра, шов между спинкой и сиденьем превратился в провал, и Вовка то и дело в него скатывалась, а простыня съезжала, обнажая жесткую диванную обивку.

Вечером накануне Вовка кое-как собрала вещи: покидала в рюкзачок сменное белье, тушь для ресниц и кошелек, в котором сиротливо уместились паспорт и банковская карточка с остатками после покупки билета. А ночью Вовка просыпалась, не веря, что пойдет на поводу у Джинна и вместо экзамена потащится в неведомую даль. Это казалось какой-то чудовищной шуткой, глупой ошибкой, и завтра она проснется, плотно позавтракает, распоется за своим стареньким «Красным Октябрем», оденется в черные джинсы с белой блузкой и отправится покорять приемную комиссию. Вовка приподнималась в полусне, смотрела, как фонарные блики с улицы отражаются на лакированных панелях пианино, переворачивалась и утыкалась лицом в подушку.

Неужели она отправится завтра на семичасовом поезде в Краснокумск?..

Встала она еще раньше будильника. Влезла в первую попавшуюся футболку, натянула джинсы, взяла пакет с кошачьим кормом и отправилась вниз. Зеркало в скрипучем лифте отразило усталые, потемневшие глаза. Такие синяки Вовка обычно замазывала, но сегодня она даже не обратила на них внимания. Она трижды обошла вокруг дома, шурша пакетом и выкрикивая Яшкино имя, заглянула во все подвальные окошки и вернулась обратно в квартиру. Она еще надеялась, что Джинн к пропаже Яшки отношения не имеет, но теперь у нее возникла странная мысль – по крайней мере, в ее отсутствие будет кому о нем позаботиться… Как будто Неизвестный вообще о ком-то способен заботиться! Вовка до сих пор не понимала, что у него на уме, но думать еще и о мамином коте не хотела. Ведь подобрала его именно она. Но любила-то Вовка его так же, как и мама…