Слышу, как с ее губ слетает очередной стон. Присаживаюсь на кровать, не выпуская ее из рук, и усаживаю ее к себе на руки, наслаждаясь ее телом. Изучая и целуя, касаясь пальцами и проводя дорожки по коже. Она такая мягкая и гладкая, что я снова считаю прикосновения своих шершавых, огрубелых пальцев к ней чем-то неуместным. Но я не хочу больше слушать внутреннего моралиста. И я однозначно не выпущу эту малышку из своих рук больше. Такую нежную и дерзкую, сладко стонущую, идеальную для меня.

После очередного поцелуя на ее коже остается небольшое пятно. Тело вторит моим мыслям и во мне проснулся собственник, который пометил эту вертихвостку. Тут-то, в лесу, переживать не о чем. Тут она себе поклонников не найдет. Хотя не удивился бы, если бы она поладила с волками и подчинила себе альфу стаи. Есть в ней это, способность подчинять себе. И я впервые в жизни подчиняюсь бабе в постели. Я настолько привык подчиняться на службе, а армейке, после на работе, что постель это место, где раздаю приказы я, и все происходит, как я хочу. Мне некомфортно сейчас делать то, что я делаю. Но я откидываюсь на спину и наблюдаю за ней. За ее действиями. Любопытство побеждает дискомфорт.

Маргарита расстегивает джинсы, не сводя взгляда с меня. Тянет ткань вниз, снимает их, освобождая длинные стройные ножки, которыми так часто красовалась передо мной. Поворачивается спиной и я не успеваю нахмуриться, как на лице появляется довольная усмешка. Чертовка.

— Умеешь себя подать, — отмечаю вслух, провожая взглядом ее трусики и рассматривая ее подтянутую попку.

Она стягивает резинку с волос, поворачивается ко мне, разметав по плечам свои прекрасные белокурые волосы, из-за которых столько проблем. Ничего не отвечает на мою реплику, молча принимается за дело. Как и в прошлый раз, сразу спешит к сути, расстегивая ремень. Я же расстегиваю пуговицы рубашки, вспомнив, что в прошлый раз она с ними не церемонилась, а одежды у нас с собой немного и всю, что есть нужно сохранить.

С моих губ срывается рык, когда она расстегивает ширинку и сжимает ствол. Как и в прошлый раз, горят к чертям все предохранители за раз, и включается бешенное желание взять ее. Забыться и оказаться в ней. Отлюбить так, чтоб ходить не могла, а лежала рядом и мурлыкала.

— Он огромный, — выдыхает, опаляя головку своим дыханием.

— Что ты задумала?

Как и я, не тратит время на болтовню и ответ, а сразу приступает к действиям, взяв его в свой маленький дерзкий ротик, а с моих губ срывается брань.

— Блядь, — выдыхаю, прикрыв глаза. Измором меня брать решила. Стриптиз, минет, знает как отсрочить секс. В ее ротике тепло и приятно, но не там я хочу быть.

— Маргарита, — пытаюсь потянуть ее на себя и она снова укладывает на лопатки одним взглядом. Взглядом из-за моего члена, который так эротично выпустила изо рта. — Прекрати издеваться. Иди ко мне.

— Ну разве это издевательство? — ладошка скользит по стволу, а губы касаются паха, низа живота, дорожка нежных поцелуев ведет вверх, к бинтам над раной.

Ты права, детка. Это не издевательство. Это пытка.

— Что ты делаешь?

— Расслабляю тебя. Все, чшшш. Ты сам сказал, что я главная сегодня. Поэтому заткнись и получай удовольствие.

Пытаюсь. Сцепил зубы и наблюдаю за ее действиями. За тем, с какой нежностью она старается изучить каждую клеточку моего тела, которое на грани взрыва. Ее пальцы гладят мои руки, мышцы, а губы и маленький нос тычутся в грудную клетку, заставляя меня пропахнуть ее цветочным запахом. Не тороплю, хотя хочу. Она права. Сам с дуру ляпнул, что она главная, теперь буду отдуваться. Чем ближе она поднималась с поцелуями, тем больше я ликовал. И вот она коснулась моих губ, и я моментально снова взял инициативу в свои руки, углубив поцелуй, выключая ее голову, ее тревогу за мое ранение. Она скользнула мокрой промуженостью по моему члену, и я тут же подался бедрами вперед, наконец оказавшись в ней. Девчонка вскрикнула и ее крик утонул в поцелуе.

— Не больно?

Она миниатюрная, в этой позе мой член может доставлять дискомфорт.

Покачала головой и вильнула бедрами, начиная двигаться и одним движением отключая мою голову. В ней не осталось мыслей, осталась только она. Ее плавные движения, тонкая талия, которую сжимали мои руки, красивая грудь, колышащаяся в такт ее движениям. Завораживающее зрелище и не менее завораживающее действо. Я не думал, что мне понравится. Но понравилось настолько, что я чуть не облажался, почти пропустив приближение оргазма. Кончать в нее нельзя, категорически нет, и никакой защиты у нас нет. Итак с огнем играем.

Мои руки сжимаются на ее талии и я резко снимаю ее с себя, тут же присаживаясь и целуя. Палец нащупывает ее клитор и трет его, моментально доводя ее до оргазма, а вторая рука помогает ее ладошке нащупать мой ствол и сжать его, и он тоже выстреливает, заливая спермой наши тела. Я обессилено валюсь назад на кровать и тяну ее за собой, прижимаю к себе, утыкаюсь носом в ее волосы и восстанавливаю дыхание.

Маргарита

Прижимаюсь к нему, слушаю, как бешено колотится его сердце, и пытаюсь справиться со своим, бешено стучащим в унисон. Какая-то часть меня все еще не может поверить, что я могу так просто прижиматься к нему. Заниматься сексом с ним. Целовать его. Что этот мужчина наконец мой, со всеми потрохами. Это осознание бьет по нервам. Но сильнее бьет бинт на этом роскошном теле, который скрывает рану от пули, которую он словил из-за меня. И не он один.

— Как Тимур? — спросила я вдруг, совершенно не соображая, что ляпнула и когда.

Я мгновенно почувствовала, как напряглось все это шикарное тело, и мне тут же захотелось прикусить язык, но слишком поздно. Прозвучавшего не расслышишь.

Матвей молчит какое-то время прежде, чем ответить.

— Он в больнице. Мой друг устроил его в хорошие руки, но ранение было сложное. Впереди долгое восстановление.

Я смотрю на него виновато.

— Я просто посмотрела на твою повязку, подумала про то, что тебе прилетело из-за меня, и вспомнила…

— Я понял. Не оправдывайся.

Он пошевелился, разрывая наш телесный контакт, и мне захотелось удариться головой об кровать. Нельзя дать ему опять расставить стены, вот я идиотка непроходимая, ну нашла же время брякнуть!

— Мот, — хватаю его за руку, — пожалуйста, не злись. Я понимаю, как тупо это прозвучало, прости.

Он замирает. Оборачивается. Смотрит на меня внимательно.

— Я понимаю, что ты переживаешь за него, цветочек.

От прозвища я вся поморщилась и сжалась. Из его уст это звучит абсолютно инородно и неприятно.

Он вздыхает, кладет ладонь на мое бедро и сжимает его.

— Расслабься, малыш. Я сам толкал тебя в его руки. И я могу понять, почему тебе было приятно проводить время с ним. Он все облегчал для тебя, я же усложнял. Ты знаешь почему. Я хотел лучшего для тебя. Лучшего, чем любой из нас. И да, я бешено ревновал тебя к нему.