Фёдора повели в баню.

Баня поразила Сивцова своими размерами: там можно было жить не хуже, чем в самом доме. Там был бассейн, джакузи, а также «сухая» и «мокрая» парные. Но больше всего воображение Фёдора поразил бильярдный стол, стоявший в огромном предбаннике.

— Вот! — торжествующе заорал Сивцов. — Вот! У Папы в квартире один в один такой бильярд был. Я им дверь закрывал, а майор Сомов потом взорвал его! Говорил я вам, черти, говорил, а вы не верили! — Сивцов грозным глазом оглядел потупившихся «чертей» и неожиданно предложил: — Ну? Кто против меня ?

Фёдор играл со всеми по очереди, потому что отказаться не посмел никто. Бильярд был американский, для игры в так называемый «пул», но Сивцов, естественно, об этом даже не подозревал. Он бил все шары подряд: сплошные, полосатые, чёрные и белые, радуясь при этом, что хозяин заказал для себя в бильярдной фирме такие хорошие, широкие лузы. Никто его не только не поправлял, но даже наоборот: все старательно делали вид, что Быня — ас в этой сложной игре и куда уж им-то с ним тягаться. «Проиграв» очередную партию, истязаемые, облегчённо вздохнув, шли в парилку.

Обыграв всех, кого только можно, Фёдор ещё некоторое время поиграл сам с собой, но это ему быстро наскучило. Оглянувшись по сторонам, он обнаружил, что остался в предбаннике совершенно один: весь народ сидел либо в парилке, либо, уже выйдя из неё, пил пиво и смотрел телевизор в комнате отдыха. Оскорблённый в своих лучших компанейских чувствах, Сивцов зарычал и, срывая и разбрасывая по всему пути своего следования одежду, огромными прыжками помчался в парную.

— Ага! — азартно выкрикнул он, рывком распахнув дверь в жарко натопленное помещение, немало перепугав его временных обитателей. — Спрятаться от меня хотели? — с этими словами Фёдор полез на полок. От Сивцова, конечно, многие хотели бы куда-нибудь спрятаться, однако, вслух эту крамольную мысль не произнёс ни один из принимающих банные процедуры.

В парилке стоял приятный хлебный запах и полумрак, который усиливался от того, что было большое количество пара. Однако Фёдору показалось, что пару не хватает и он, ворча что-то вроде «Сидите тут, мёрзнете», с кряхтением слез с полка, набрал в красивый медный ковш с деревянной ручкой кипятка и, не раздумывая, выплеснул его на каменку.

Когда струя ударившего от камней пара коснулась Сивцова, он заорал, как будто его резали, и выскочил из парилки, оставив входную дверь открытой настежь. Оставшиеся внутри переглянулись, после чего Грабля поднялся и аккуратно закрыл оставленную беглецом дыру, в которую уходило тепло.

Примерно с минуту внутри ничего не происходило: все молча потели дальше. Затем дверь резко распахнулась и на пороге, в клубах пара, вновь показался Фёдор. С радостным криком «Ага!» он забежал внутрь, схватил ковш и снова плеснул на камни. На этот раз он ловко увернулся от взметнувшейся вверх и вбок горячей струи и, хохоча, выбежал вон, не забыв оставить открытой дверь. Грабля вздохнул, поднялся со своего места и прикрыл её ещё раз. Все понимали, что Быня просто шутит.

— Грабля, подкрути там каменку, чтоб посильней жарила, — попросил из тумана кто-то, сидящий на полке.

Грабля подошёл к агрегату как раз в тот момент, когда в дверь опять ворвался Сивцов. С не отличавшимся новизной боевым кличем «Ага!» Фёдор от души зачерпнул в ковш кипятка и плесканул его на камни. Но из тумана, вместо ожидаемого шутником шипения пара, раздался протяжный вопль ошпаренного Грабли.

— Извините, я вас не видел, — пробормотал через пару секунд Сивцов, присев от акустического удара. — Вы кто?

Грабля, не отвечая, лишь выл на одной ноте, пытаясь забиться от мучителя куда-то под полок.

— Это вы, Грабля? — догадался, наконец, Фёдор. — Извините, пожалуйста, я вас не видел.

Вежливый Сивцов был во много раз страшнее Сивцова стреляющего, поэтому в парилке воцарилась зловещая тишина. Фёдор, не дождавшись из тумана ни единого звука, пожал плечами и вышел.

Из бани они шли вдвоём с Туристом — остальные, видимо, опасались невозмутимого убийцу Быню, которому человека завалить, что муху прихлопнуть — так, забава.

— А кстати, Турист, — спросил у своего спутника Фёдор, — как там Мальборо?

— Плохо Мальборо, — нахмурился Турист. — Бредит всё время. Говорит, что ты посланник сатаны и надо тебя немедленно убить, а для верности, чтоб не ожил, проткнуть осиновым колом. Во как.

— Это он, наверное, потому так говорит, — предположил Сивцов, — что сам об осину стукнулся. Вот он и бредит: осина, мол, осина… Его в больницу надо.

— Да здесь уж впору больницу открывать, — тяжело вздохнул Турист. — Один коньяк без перерыва жрёт и плачет, второй — с сатаной бороться собрался, когда у самого ни одного целого ребра нет, а третий вообще, — он вновь вздохнул. — Вся спина обварена, а тоже куда-то бежать намылился… Кислый, опять же — ободрал всю рожу, когда ты его с лестницы спустил, и башку стряс, кажется. Ладно, пойдём спать, Быня, утро вечера мудренее…

— Спокойной ночи, — вежливо попрощался Фёдор.

Почему-то он не испытывал абсолютно никакого душевного дискомфорта из-за того, что не вышел сегодня на работу.

Он бодро засвистел «Генералов песчаных карьеров» и пошёл спать.

Сивцову понравилось прогуливать.

Захар Игнатьевич Трофимкин закрыл глаза и прислушался к собственным ощущениям. Нельзя сказать, что они его порадовали, но, в то же время — чего ещё можно ожидать в шестьдесят два года после шести часов, проведённых в воздухе? Конечно, невероятной усталости. Ну ничего, через полчаса приземлимся. Потом, правда, ещё час на вертолёте и примерно столько же на машине, но это уже несущественно. Можно сказать, мелочи жизни.

Всё главное уже сделано. Если удастся провернуть запущенную на прошлой неделе комбинацию, то она обещает стать крупнейшей во всей биографии, или, как любили выражаться раньше милицейские товарищи, — «нетрудовой деятельности» Захара Игнатьевича. Тем более что так вовремя с горизонта исчез Папа, который постоянно норовил вцепиться в бок, перебить выгодную сделку, да и вообще в последнее время мешал очень многим серьёзным людям.

«Интересно, кто его заказал? — неторопливо думал худощавый человек с лицом тихого пенсионера, потягивая тепловатую минералку из пластмассовой „аэрофлотовской“ чашки. — Последнее время он капитально сцепился как с Вартаном, так и с Резо, из-за наркоты, кажется. Так что это вполне мог быть кто-то из них. Но кто именно? Известен исполнитель этого заказа, но он наверняка не знает своего работодателя. Может только догадываться. Как, впрочем, и я».

Вспомнив об исполнителе, Захар Игнатьевич нахмурился и открыл глаза. Он не любил подозрительных совпадений, тем более касающихся его лично. А то, что этого самого убийцу за день до тщательно подготовленного побега Туриста с Мальборо закидывают именно в их камеру — куда как подозрительно. Правда, Турист по телефону клялся и божился, что парень — ураган и свой в доску, но это же Турист! У него хорошо, если хоть пару часов в сутки без сбоев голова проработает — значит, день прожит не зря. Мальборо, конечно, поголовастей будет, но с ним, похоже, какая-то неприятность во время побега вышла.