Общительный от природы и неагрессивный по сути Сашка с легкостью находил прибежище своему духу во всевозможных неформальных движениях – политических и не очень. Навалились и боги, не существовавшие в атеистическом детстве, и вдруг на тебе... не один, а сразу много и разных. Хотелось попробовать и то, и другое, и третье.

Этой осенью глава молодой семьи, симпатизируя полосатым бородачам, вознамерился по-митьковски решить продовольственную проблему. Знаменитый рецепт подсказали ему коллеги по кочегарке, где он подрабатывал раз в неделю.

Сварив в двенадцатилитровой эмалированной посудине убойный комбикорм из трех килограммов зельца, четырех буханок черного хлеба и двух пачек маргарина, Сашка пытался угощать им заглянувших на огонек товарищей. Однако в силу своих вкусовых особенностей содержимое таза медленно расходилось по желудкам.

– Как хорошее вино, оно должно настояться... – заключил Сашка и, не желая разлучаться с мечтой, продолжал употреблять блюдо малыми порциями, словно живительный бальзам Фьерабраса.

При этом он непременно причмокивал:

– Вот это еда, дай-ка наложу себе еще!

Постепенно ложка этого митьковского эксклюзива стала проверкой на верность движению. Многих она выбила из седла, особенно после того, как зелье квасно забродило у теплой батареи...

Помимо дивана и стола, жило в комнате и старое немецкое пианино. Сашка, однако, предпочитал гитару, и оскорбленный клавишный инструмент с горечью принимал на крышку три-четыре ряда бутылок во время регулярных студенческих загулов.

В талонные времена запои сократились, поубавилось и количество пищи в желудках. А как известно, ослабленный отсутствием света и витаминов организм становится податливее ко всякого рода агитации. Так что приставале отстраненной наружности не составило труда тормознуть смешливую парочку у Московского вокзала. Заглядывая в глаза, он назойливо предлагал им ознакомиться с наивысшим в истории человечества ведическим знанием.

Средоточием этой мудрости оказалась брошюра с истощенным йогом на обложке, погруженным в блистающие воды какого-то соляриса. Над его головой навязчиво витала любовная сцена. «Легкое путешествие к другим планетам» – название, вполне подходящее для поколения, выросшего на научной фантастике и регулярных правительственных сообщениях о покорении космоса. Проповедник звал будущих авиаконструкторов на планету Брахмалока, где блаженное существование по точнейшим подсчетам продлится 4 300 000 × 1000 × 2 × 30 × 12 × 100 солнечных лет.

– Если этот тип знает, как свалить в лучшие миры, чего он торчит у метро в рваных ботинках? – Дашка подозрительно полистала слегка замусоленный трактат.

– Ты не понимаешь, он другим счастья желает. Ведь так, браток? – ласково улыбнулся Сашка полуобритому парню.

Дашка засыпала продавца вопросами, на что он неизменно отвечал: возьмите, не пожалеете. О том же говорил самоуверенный взгляд автора брошюры с трудно произносимым тарабарским именем. На массивный, словно выточенный из красного дерева череп главного служителя Кришны были нанесены какие-то мазки. Дашка предположила, что на его лысину нагадили попугаи или об нее разбили пару яиц.

Вывернув наизнанку карманы, не до конца опустевшие после недавней стипендии, студенты возвращались домой с вожделенным чтивом. Начало манифеста воспринялось на «ура», ибо оно признавало естественным желанием каждого человека быть счастливым и бессмертным. Вечный юноша, украшенный цветочными гирляндами и похищающий одежды у купающихся пастушек, – это тебе не грозный старец, ревниво карающий непослушных. Ребята взахлеб пересказывали содержание брошюры своим однокурсникам, а после сдачи экзаменов разорились на фундаментальное издание «Бхагавад-гиты».

Жидкотелая Дашка, обернувшись в полупрозрачную занавеску и распустив волосы, томно виляла бедрами перед мужем:

– Я твоя Гопи!

– Гопница, что ли? – не понимал Сашка.

– Дурак! Богиня. Гляди сюда, – она указала на соблазнительную небожительницу в книге.

– Елы-палы, тельняшка идет тебе больше. – Сашку интересовала не внешняя, а внутренняя сторона учения. Однако постичь ее он не успевал, поскольку то и дело отвлекался на более земные предметы, как то сопромат и обычный мат, когда не хватало идейного лексикона.

Трудность была еще и в том, что с детства картавившей Дашке тяжело давалось обязательное многократное распевание: «Харе Кришна, харе Кришна, Кришна, Кришна, харе, харе...»

В брошюре уверяли, что если вы будете бесконечно говорить «пепси-кола», то уже через несколько минут вам это смертельно надоест. Но имя Кришны трансцендентно, и его хочется повторять снова и снова. Усомнившись, Дашка обнаружила, что «пепси-кола» произносится легче и надоедает ей меньше святого имени Хари.

Оказалось также, что питаться можно лишь тем, что сначала было предложено Верховному Господу. И Дашка, сдерживая приступы тошноты, регулярно совершала подношения митьковского комбикорма изображению Кришны, вырванному из толстого талмуда. Кришна морщился, девушка понимающе кивала:

– Мне тоже бананы нравятся. Дык где ж их взять, Господи?

Заскучав, Дашка переключалась с «Харе Кришна» на «Анжелику в гневе». И, обернувшись все той же занавеской, представляла себя уже не Гопи, а красоткой при дворе французского короля.

А вскоре на собрании преданных, где студенты попытались разрешить возникшие недоумения, гладко выбритый мужчина в желтом одеянии спустил их с небес на землю:

– Алкоголь, чай, кофе и табак непозволительны. Наслаждение любовными играми – привилегия, дарованная исключительно Господу. А те, кто ему служит, должны с благоговением склоняться перед лотосными стопами...

– Ничего не понимаю, – шепнула Дашка соседу по собранию.

– Да чего тут понимать: мяса не жрать, с бабами не спать. И поклоняться пяткам.

Окинув суровым взором полуобнаженную грудь Дашки, пастырь посоветовал ей купить увесистый том «Ведической кулинарии» по цене двух месячных стипендий.

– Оппаньки, сестренка! – уныло произнес Александр на выходе из вегетарианского собрания.

Портрет Божественной Милости перекочевал со стены на стол, где был залит кофе и дешевым портвейном, а затем отправился в мусорное ведро. А вскоре его место на стене заняла вырезанная из газеты фотография Цоя.

На этом, однако, приключения Сашки на разных уровнях сознания не окончились. Светловолосый датчанин Оле Нидал покорил его байками о Тибете и тамошних ламах. Просветленный европеец разъезжал по миру с проповедями буддизма и добрался до Ленинграда.

Первоначально рассказчик путешествовал в Непал за гашишем, который перевозил через границы в головах статуй Будды. Он жаждал поделиться с соотечественниками пятью граммами счастья, которое вместе с инструкциями и курительными принадлежностями собирался разбросать с самолета над Копенгагеном в час пик. Затея провалилась, зато в горах датчанин повстречал ламу. Тот на его глазах растворился в воздухе без малейшего косяка и так же просто материализовался обратно. Религиозный опиум оказался забористей, да и распространять его было безопасней.