Да, очень украшало наш быт следующее обстоятельство (это я опять возвращаюсь к брезгливости). Местность под Любанью не совсем ровная. А (это же подумайте, какая удача) чуть выше сортировки была построена ферма. И если бы это была молочная ферма, все бы было ничего. Буколическая такая картинка получилась бы. Но ферма была свинячья. И свинячье дерьмо то тонкими ручейками, то широкими быстрыми реками стекало как раз к сортировке.

Кстати сказать, когда нас первый раз привезли туда на работу, мы крякнули. И стали дышать ртом, чтобы от запаха только глаза щипало. Ну, это я для тех говорю, кто уж совсем родился и жил в мегаполисе и не знает, как оно пахнет, это свинячье дерьмо. Эксклюзивно оно пахнет. Просто ВОНЯЕТ!!!

Да-да-да, именно туда, на сортировку, нам и привозили обед. И мы его там же, в перерыве, и ели. Сначала шло тяжеловато, а потом ничего, привыкли.

Обедать мы выходили на «свежий воздух». Во двор, рядом с ангаром. Там была одна такая классная штука — эстакада для машин, на которую были положены доски. Вот там, а также вокруг на земле, подстелив ватники, мы и располагались с мисками в руках.

И вот однажды обедаем мы, а из голубой дали к нам приближается ярко-красный чистенький «Икарус». Пока мы промеж себя обсуждали, откуда же он тут взялся, начальство объявило нам, что это к нам едет студенческая агитбригада, которая нам спляшет и споет, и поэтому, сучьи дети, освободите сцену, на которой вы почему-то расположились с мисками и в грязных сапогах.

Конечно, мы обрадовались, празднично вытерли рукавами грязные морды и горящими глазами уставились на приближающееся чудо.

Автобус подъехал и эффектно развернулся. Двери открылись, и оттуда вышли два негра в костюмах, как для кубинского карнавала. За ними вышла негритянка и попыталась встать в красивую позу (как мы поняли потом, именно она и должна была танцевать).

Красивой позы не получилось, потому что она окинула взглядом нас, помоечных, с алюминиевыми мисками, в которых было недоеденное малоаппетитное что-то, потом вдохнула «свежий деревенский воздух» и упала в обморок. Хорошо еще, что ее товарищи были гораздо более стойкими и успели подхватить ее до того, как она упадет в свинячье дерьмо.

Так что песни нам были — бойцы оказались действительно бойцами, а девушка пришла, конечно, в себя, но затребовала, чтобы автобус вместе с ней отъехал от места нашей работы на безопасное расстояние, откуда она с жалостью взирала на своих товарищей, отдувающихся на импровизированной сцене по полной.

А мы что? Мы с удовольствием доели еду и послушали песен. И поработали в этот день поменьше, конечно. Жизнь удалась! А теперь про коменданта расскажу. Колхозного.

«Черная кошка, белый кот» смотрели? Там был персонаж, который все жениться хотел.

Вова Амбарцумян, учившийся в ЛЭТИ параллельно со мной, носил усы покороче и росту был чуть поменьше. А так — один в один.

Нам он тогда казался очень старым. Очень. Ему на момент поступления было двадцать семь лет, что по сравнению с семнадцатью годами в среднем по больнице было неприлично много. Да еще и черная борода, украшавшая всю ту поверхность лица, которую не занимал нос, прибавляла ему солидности.

Вообще-то это был человек сложной судьбы. Родился и вырос он в какой-то горной деревушке, жил в мазанке, пас овец, а потом решил спуститься в город за какой-то редкой надобностью, типа — галстук захотел купить, потому что настала пора жениться. Спустился, и что? А повязали его там под белы руки представители военкомата, и, вместо того чтобы идти под венец, Вова пошел служить в армию.

За два года доблестной службы он узнал, что мир вокруг прекрасен и разнообразен. Расхотел жениться, а также возвращаться в свою деревню, прямо в дембельской форме приехал в Питер и по квоте поступил в институт. Электротехнический, прости господи.

Первая моя встреча с Вовой произошла именно там, в колхозе. Настало время моего дежурства по кухне, и, сварив макароны и открыв десять банок тушенки, скормив всю эту лабуду товарищам и помыв посуду, я пошла драить столовую. Столовая была большая, вдоль длинных столов стояли грубо сколоченные лавки.

Я задумчиво елозила шваброй по доскам пола, когда над моей головой авторитетный баритон с акцентом спросил:

— Э-э, ты пачиму скамэйки на столы не ставил?

Поднимаю я голову, а надо мной гневно трясется черная борода. «А-а-а, так вот он какой, наш комендант Амбарцумян!» — подумала я. Комендантом Вова был выбран за возраст и солидность, а также за явную хозяйственную жилку.

По-прежнему гневаясь, Вова стал с хеканьем поднимать лавки, переворачивать их и ногами вверх водружать на столы. При этом он продолжал учить меня, малолетку, жизни:

— Каждый скамэйка с четырмя ногам. Вокруг каждая нога останется гряз. Поэтому скамэйки надо ставить на стол. Ты что, не знаешь? Стыдно тебе. Ты что, никогда в армии не служила?

Я хихикала, сдерживаться больше сил не было.

— Нет, Вова, не служила!

— Пачиму?

— А у меня, Вова, белый билет. Пять сотрясений мозга и справка от психиатра. И вообще я, как бы, женщина. И мне, кстати, еще только семнадцать лет.

— Да-а? — Он не уточнил, какая именно причина показалась ему весомой. — Так бы сразу и сказал!

А потом мы с Ленкой пошли в барак к мальчикам, чтобы выбрать кухонного рабочего. Котлы мыть, большие и тяжелые. Как выбрать? Запросто, по штанам. Знакомы мы были еще мало, поэтому решили: найдем пару штанов большого размера — вот и будет нам кухонный мужик. Я шла по проходу, хватала штаны и демонстрировала их Ленке.

— Во! — говорю. — Смотри, и длинные, и широкие. Самое то!

Ленка согласно кивает.

И тут опять, неожиданно, уже от дверей:

— Женсчина-а-а-а… — Баритон откровенно страдает, но мою половую принадлежность он уже выучил. — Слюшай. Положи. На мэсто положи, да?!

— Это почему это?

Я была полна решимости сделать котлы чистыми.

— Патаму. Пачиму? Патаму чта… — Пауза была театральной. — Эта маи бруки!

Через две недели Вова был уже лучшим другом. Братом почти. Звал меня исключительно «Галищка», звал на шашлыки из добытого где-то барана, но мне было жаль животное, и я не пошла.

И мы стали учиться. Но я училась в седьмой группе, а Вова в шестой. Зато уроки физкультуры у нас проходили совместно. Осень пролетела, наступила зима, и нас заставили выйти в Сосновку на лыжах.

Нашему преподавателю удалось принудить Вову надеть этот ужас на ноги. Надо ли говорить о том, что лыжи он до этого времени видел только на картинке или в телевизоре? Потому что служил он в Узбекистане, а там как-то на лыжах не особенно. Не любят, что ли?