– Ну тогда переводи.

Говорил он коротко, рублеными фразами – тоже наловчился за последнее время. Раньше студент Хромов любил порассуждать, сейчас же научился выражать мысли быстро, четко, ясно. А еще жестко, так, чтобы у собеседника и мыслей не возникло о возможности остаться в стороне.

Немецким летчикам предлагался весьма простой выбор. Здесь и сейчас имелись двенадцать самолетов. Большая часть из них для задуманного была совершенно бесполезной, ибо в одноместном истребителе и полететь сможет только один человек. Но были и два вполне неплохих военно-транспортных борта. И, по прикидкам Хромова (а также, что важнее, одного из приданных Громову осназовцев, разбирающегося в пилотировании), до линии фронта без дозаправки они вполне могли дотянуть.

Расклад был прост и, в свете ранее провернутых дел, привычен. Немецкий самолет, немецкие летчики, русские пассажиры. Хорошо вооруженные и готовые вынести мозги пилотам, если что-то пойдет не так. Громов, его сопровождающие (иметь в своих рядах тех же осназовцев с собственным мнением о том, как следует поступать и что делать, Мартынов не желал категорически), раненый, ну и несколько автоматчиков для усиления. И весь этот табор летит в сторону советских позиций, где садится на подходящий аэродром. Вот и все расклады, в принципе. Ну а немцам два варианта: согласиться на сотрудничество или умереть здесь и сейчас. На размышление две минуты, время пошло.

Трудно сказать, что явилось тому причиной, убедительный тон или окружение из трупов, но желающих сотрудничать с победителями оказалось более чем достаточно. В общем-то, почти все согласились если не сидеть за штурвалом, то уж пассажирами в плен лететь запросто.

– Вот и все, в принципе, – Сергей подошел к ожидающему со своими людьми в стороне Громову.

Тот внимательно посмотрел на него:

– Согласились?

– Да куда ж они денутся. Но контролировать их все равно надо. И помните, сведения ни в коем случае не должны уйти к немцам. Да и к нашим – только на самый верх.

– Я помню…

– Ну тогда не поминай лихом, Васильич. Мы с тобой, наверное, уже не увидимся.

– Кто знает. Жизнь – она штука такая… Сложная.

Они обнялись и больше не разговаривали до самого конца. До того момента, как два перегруженных топливом самолета, с трудом оторвавшись от земли, ушли в сторону фронта.

Они действительно больше никогда не встретились. Уже в конце маршрута неуклюжие транспортные машины были перехвачены «мессерами». Немецкое командование очухалось, сложило два и два и подняло на перехват истребители, которые быстро нашли беглецов и атаковали отчаянно плюющиеся огнем из оборонительных пулеметов машины. Одну немцам удалось сбить, и она с грохотом рухнула, выбив немалую воронку в перемерзшей земле. А вторая, та, на которой летел Громов, все же прорвалась и на последнем издыхании дотянула до аэродрома. Послание благополучно дошло до адресата, а сам Громов, хоть и был ранен, выжил.

Он отвоевал до самого последнего дня, расписался на Рейхстаге и умер только через тридцать лет, полковником в отставке, в окружении детей и внуков. И он часто вспоминал пришельцев из иного мира, с которыми его свела судьба. А еще он замечал, что страна, в которой живет, заметно отличается от описанной ими, но это уже совсем другая история.

– Разбушевались, – хмуро пробурчал Мартынов, бросая на пол тетрадь, в которую аккуратным каллиграфическим почерком вносил данные радиоперехвата. И вторую – с результатами допроса немецкого офицера, которого всего два дня тому назад лично Хромов ловко, как морковку из грядки, выдернул из окна собственной комнаты. Ошарашенный ранней побудкой, поскольку процесс изъятия ценного «языка» в чине лейтенанта проходил в четыре утра, немец и шел без принуждения, и кололся не хуже мерзлого полена. Знал он, правда, не слишком много, но достаточно, чтобы дополнить картину.

Сергей лишь плечами пожал и вернулся к поглощению аппетитно пахнущего наваристого борща. Как будто можно было ожидать чего-то иного. После разгрома, учиненного на аэродроме, фрицы явно решили покончить с обнаглевшими партизанами и в довесок к эсэсовцам перебросили в этот район несколько пехотных батальонов, усилив их бронетехникой. Шуму было много, а толку мало. Пока мало – в полном соответствии с выведенным философами законом перехода количества в качество рано или поздно их усилия должны были дать плоды.

– Ну-ка, дай погляжу, – Игнатьев отодвинул миску, взял тетради, быстро просмотрел записи. – Однако…

– Вот именно, – полковник налил себе суп, осторожно (радикулит, черт бы его побрал) сел на лавку. – Не позавидуешь мужикам.

Его слова были понятны. Упорно не желая учиться на своих ошибках, а может, просто из-за тевтонской привычки исполнять приказы не задумываясь, до последней буквы, фашисты проводили масштабную зачистку, начисто выжигая деревни. Логика в их действиях, разумеется, имелась – сокращение кормовой базы партизан обязано было жестко ударить по их снабжению. Плюс к тому, немногие станут отсиживаться в кустах, когда их родных убивают. Попытаются сделать хоть что-то и ввяжутся в безнадежный бой. Несколько мелких отрядов противник уничтожить таким образом сумел и на достигнутом останавливаться не собирался. Только вот не учли немцы, что серьезный хищник никогда не станет охотиться возле собственного логова, а значит, причинившая им столько неприятностей группа Мартынова расположилась в стороне от места действия.

– Уходить надо, – Хинштейн задумчиво хрустнул пальцами. Эта дурацкая привычка щелкать суставами проявлялась редко, но бесила всех. Хинштейн честно пытался следить за собой, тем более это и в его интересах – корежить суставы для здоровья вредно. Тем не менее, когда Альберт думал, то периодически забывался, вот как сейчас, например. – Рано или поздно они выйдут на нас. Может, не сами, но местных затерроризируют, и те просто, чтобы спасти жизнь родных, волей-неволей им помогут.

В словах его сквозила сермяжная правда. Сдадут. Местные ненавидят фашистов, но они не герои. Возможно, они способны пожертвовать собственными жизнями, но когда вопрос стоит о том, будут ли жить твои дети, восприятие очень сильно меняется. И осуждать их за это рука не поднимается. Мартынов лишь кивнул:

– Наверное, ты прав…

Он как-то очень постарел и осунулся за последнее время, их «железный» полковник и командир. Укатали сивку крутые горки, а груз ответственности еще и сверху придавил. Хромов отставил пустую миску, побарабанил пальцами о край стола, больше изображая задумчивость, нежели и впрямь ее испытывая. Потом усмехнулся:

– А может, мы рано драматизируем? В конце концов, можно и отступить. Нас отслеживают. Уйдем в свой мир, уведем людей…

– Мне вот интересно, зачем они там нужны? – хмуро спросил Игнатьев.

– Да все просто, – цинично усмехнулся Хинштейн. – Люди, которые лишились Родины, связи с предками, но притом угодили в светлое будущее. Да-да, не крутите носами. Уровень жизни у нас в разы выше, для них он и впрямь покажется весьма привлекательным. И держаться за него они будут руками и зубами. Плюс боевой опыт, который в наше время мало у кого есть. Я думаю, это идеальные наемники, которые порвут кого угодно. Те, кто прислал нас сюда, не белые и пушистые. Они собирают частную армию из людей, которых нет ни в одной базе данных, ни в одном документе. Как, похоже на правду?