— Они порошок на шесть морд разобьют, полижут — и рады. Градским щепотки довольно, чтоб по кисточки в бездну влететь.

— Куда им, до колен едва ли, — засомневался Удюк. — По-настоящему ввалиться духу не хватит.

— Ну, ты с собой-то не равняй.

— Меня с гриба не крутит, что там плесень. Так, зажевать после обеда.

Гриба градские побаивались, потому беседа вновь зашла о порошке из плесени. Но престиж Удюка после этих слов возрос.

— Давай — пакет за шесть крин.

— Сказал — нету. Я сюда больше не ношу, баста. Книжонки есть новые — эти продам по шесть агал. Картинки для двоих, по крине пачка.

— Чего ты трусишь-то, Лишай? как ходила стража, так и ходит, ни реже, ни чаще.

— Слыхать, у вас рослый объявился, — криво взглянул Удюк. — Голова — как наших две. Нюхает чего-то, ходит. Нам с рослыми не в масть пересекаться. Видали его? с какого нао приполз?

Бакра, уловив несколько быстрых молчаливых взглядов, устыдился так, будто мамка поймала его над запретным журналом. Надо было показать храбрость, пока тебя не продали, и он небрежно заявил:

— Из Унгела. Какой-то большой спец...

— Во как! из Унгела?.. — Удюк почесал за ухом. — А для чего ради он тут шарит?

— Он... — начал Бакра, но дружок опередил, показав в конец коридора:

— Вон тот рослый, у него и спросишь.

— Ооояяя... — протянула девчонка, пятясь. — Он с пушкой!

Удюк с Мухармой мгновенно переглянулись и, чуть сгорбившись, стали отступать к повороту. Ничего подобного тому, что нёс в руках рослый, они раньше не видели. Над широкой дырой дула мигал огонёк, при каждой вспышке охватывая коридор еле заметным зеленоватым свечением, ложившимся на лица, руки, одежду, как опаловая пыль.

Рослый приближался великанским шагом; на жилете ясно виднелись узоры Унгела. Удюк почуял, что леденеет, и ноги пристыли к полу. Рослый! офицер Унгела! да ведь это... сам Дух Бесследный, выкормыш Золотого Луча! От него надо драпать — как можно скорей, без оглядки!

Из-за офицера выскочил, взмахивая руками, незнакомый троглодитам паренёк.

— Бакра, это я! Не бойся, наоси по делу! надо помочь!..

— Нннн, — процедил Удюк, поплотней запахивая свои обноски, — какие у тебя знакомые... Плохо ты пахнешь, Бакра. Я больше с тобой не играю.

— Пся, запродался нао служить, — сплюнула Мухарма с ядовитым презрением.

— Да я... — Растерянный Бакра тоже стал широко водить руками, не зная, как ещё показать размеры своей честности, но рослый уже подошёл к компании вплотную.

«А ведь я вас где-то видел, — подумал он, изучая две сжавшиеся фигурки в поношенных хламидах и портках. — В „Кабарете"; вы там пели».

Кто здесь старше, кто моложе, Форт не различал — ему пока не удавалось сопоставить рост и сложение младших ньягонцев с их календарным возрастом. На взгляд все присутствующие выглядели сверстниками, но особы нежного пола смотрелись не по-детски зрелыми.

— Наоси, мы маленькие. — Пригнув и вывернув голову, Удюк заискивающе и настороженно поглядывал на гиганта.

— Мы болезные. — Мухарма выпростала дрожащую руку, уродливо скрючив пальцы.

— Нас нельзя забирать.

— Мы тут ничего не делали.

Компания, застигнутая с троглодитами, шумно дышала носами, стараясь смотреть куда угодно, только не на стража с устрашающим оружием. Не меньше как лучемёт!

— Нам нужен Бакра. — Тарья поспешил выдернуть брата из неловкого положения за руку. — А другие не нужны.

Форт проанализировал возможные правонарушения, которые могли здесь происходить. Нищеброды не просят его защиты, хотя могли бы — стражи должны помогать всем в пределах града. Значит, подростки этих двоих не обижают.

К чему тогда прозвучало «нельзя забирать»?.. ведь разговор об аресте и не заходил.

Зелёный глазок детектора пульсировал; экран показывал наличие восьми живых предметов вида «человек». НАЧАТЬ ИЗУЧЕНИЕ?

— Да. Остальных не надо.

Удаляясь, Форт отследил сканером, что сборище подростков разделилось на группы из двух и пяти человек. Обе двигались так, словно хотели побыстрее разойтись.

Утром девятого числа на похороны Зенона собралось совсем немного землян. Пока служители храма готовили зал для церемонии, пришедшие топтались в соседней комнате — судачили об убийстве и о том, кто оплатил расходы на дорогостоящее погребение в земле. Незаметно подслушивая, Форт убедился, что люди Лурдес умеют хранить тайну и не выдают анонимных жертвователей.

— ...а я говорю — кто-то из шкиперов постарался. Достаточно раз пройти с подносом по капитанскому клубу — вот вам и средства.

— На трассах его хорошо знали.

— Бетти не пришла, а ведь как за ним увивалась!

— Слушайте, кто это — тот, с ньягонской причёской?

— Какой-то деловой... по-моему, он появлялся в «Кабарете».

— Всё-таки я не пойму — кому понадобилось убивать Зенона? Явно не кредиторам. Им было выгоднее, чтоб он отыскал деньги и выплатил долг. С мёртвого ни крины не получишь!

«Действительно, — в который раз вернулся Форт к неразрешимому вопросу, — за что могли убить должника, у которого ни томпака за душой? О его делах с банком знали все, это не роковая тайна. Если бы он был должен столько, что не мог вернуть, — не шатался бы по кабакам в поисках гешефта, не ходил бы за мной хвостом, а ноги в руки — и бежать. Нет, причина не в судне и не в грузе. И не в женщинах, иначе бы все тут восклицали: „Ах, какой был донжуан, скольких обольстил!" Остаётся одно — ему стало известно то, чего не полагалось знать, и его убрали. И книжка от „Помилования". Ничего не разобрать!..»

— О-о, ты тоже здесь, — пыхтя, резво протолкался к нему Буфин. — Привет, привет. Постригся, да? тебе идёт. А Зенон-то, Зенон! Кошмар! Кому-то он перешёл дорогу... Ты ещё не сговорился ни с кем о люгере? верно, спешка во вред делу. Надо присмотреться, всё ощупать. А я тебя не забываю, я всё время помню.

Механически кивая со скорбным выражением лица, Форт мысленно вернулся ко вчерашнему походу с Тарьей и Бакрой. Парнишки и впрямь досконально знали все окрестные дворы и подворотни, куда не заглядывают мусорщики, все лазейки и затхлые коридоры. В дальних отстойниках водились пси — не особо крупные, но хитрые звери, совмещавшие обязанности хищников и всеядных падальщиков. При появлении группы людей пси, скуля и ворча, отступали в темень, потом шарахались от света фонаря и скопом кидались в какую-нибудь дыру, сильно отталкиваясь задними парами ног и брызгая чем-то липким и гадким из желёз на заду. Затем в действие вступал луч детектора, и экран сообщал: «ОСТАНКИ. ОСТАНКИ. ОСТАНКИ. ФРАГМЕНТЫ ТЕЛА», а Форт считывал сроки наступления и возможные причины смерти.

Пси оставляли для анализа немногое; результаты были смутные, расплывчатые. Выручал закон природы, ставший ньягонской поговоркой: « Пси псей не едят» — почему-то псям претило жрать сородичей. Их-то трупы и давали максимум информации.