что для тебя смерть — это всего лишь очередное приключение. Но я скажу, что это ещё очень большой эгоизм с твоей стороны. Эгоизм по отношению к тем, кому ты нужен, тем, кто очень любит. Ты нужен в этом мире, и ты не имеешь права так рисковать.

— Мне приятны твои наставления. Они божественны! — я придвинул тарелку с золотым узором, положил в неё овощи и сыр. — И особо приятны твои признания. Скажи, Прекраснейшая из Небесных, ты входишь число тех, кто меня очень любит?

— Астерий, ты мне очень дорог. Давай не будем сейчас играть словами? Ведь правда, после всего, что случилось у тебя много вопросов. Наверное, самое время задать их, — с улыбкой сказала Охотница.

— Хорошо, если ты считаешь, что это важнее, тогда к насущным вопросам. Пожалуйста, расскажи, что же произошло там, в ритуальном зале такое, чего я не знаю, — попросил я. — Был ли на самом деле Перун или мне это привиделось? Вообще, каким образом я здесь?

Глава 13

Мир которого нет

Утреннее солнце, пробиваясь сквозь листву, играло бликами на террасе. Оно отражалось на позолоченной посуде и в хрустальном фиале, рубиновым отблеском играло в вине. Артемида медлила с ответом. Мне показалось, что Небесная Охотница не решается сказать всё. Да, я с этим сталкиваюсь не первый раз: тайны богов, вечные интриги бессмертных — нам нельзя всё знать!

— Когда мы с тобой расстались, я поспешила к Гермесу, а с ним к Лето, — начла она. — По пути, Гермес рассказал, что Гера последнее время много общалась с Аполлоном и есть основания полагать, что она хитро настраивала Феба против меня и нашей матери. Знаю, Гера вывернула историю с Айлин так, что мой брат поверил, будто из неё извлекли пользу только мы, а его оставили в дураках. Она убеждает его, что Лето и Зевс любят только меня, а он будто вообще был нежеланным ребёнком. Аполлон очень эмоционален и доверчив, хитрые женщины им играют не первый раз. Ты это сам знаешь по истории с Кассандрой и тем более с дочерью Посейдона, — Артемида налила в серебряную чашу вино и придвинула мне, потом наполнила свою чашу. — И, конечно, моего брата особенно задело твоё сближение со мной. Не без стараний Геры, он очень ревнует к тебе. Но Лучезарного пока в сторону — не хочется думать о нём, после того что он мне наговорил. Я представляла, что может случиться в подземелье, но мне не верилось, что Гера может открыто вмешаться, используя божественную силу. Думала, она подошлёт Арахну, может кого-то ещё из нижних богов или их слуг. Лишь когда Гермес известил, что вместе с Герой туда отправился Аполлон, я поняла, что дело ещё хуже, чем представлялось сначала. Сам понимаешь, мы не имели права вмешаться без одобрения Перуна. Я хотела нарушить это правило, Лето смогла меня отговорить и заставила поспешить к Громовержцу. Стремительный Гермес намного опередил нас. И когда мы с мамой появились во Дворце Славы, Перуна там уже не было, не было его и в садах. В общем, я опоздала к тому моменту, когда ты вступил с Аполлоном в бой. Сейчас я понимаю, что Лето всё же поступила мудро, задержав меня. Если бы я вмешалась, то Перун бы без сомнений встал на сторону Геры и Аполлона — это бы очень плохо кончилось для тебя, меня и Лето. Гермес, конечно бы улизнул, будто он здесь совсем не причём. А теперь кости Судьбы легли удачно для нас. Громовержец многое понял. С той ночи он уже не понаслышке знает, какую игру ведёт Гера. Знает об их постыдном противостоянии с тобой. Схватка высоких богов со смертным у Перуна всегда вызывала возмущение. Он считает это низостью. Боги могут убеждать, заставлять, наказывать течением событий, но не опускаться до низкой драки со смертными, — Охотница отпила из чаши глоток и продолжила. — Но даже не это больше всего возмутило Перуна, а то, что Гера в его владениях и без его ведома продвигает интересы Британской империи, вместо того чтобы поддерживать равновесие и советоваться с ним. В то время как Асклепий пытался удержать жизнь в твоём обгоревшем до костей теле, Лето в том же подземном зале рассказывала Перуну о тайных играх его жены. Не забыла сообщить о римском пророчестве, которое стараниями Величайшей было удалено везде, где она смогла дотянуться. В ту же ночь громовержец в гневе разрушил её главный храм в Лондоне. Аполлона он изгнал на юг. Геру так же угрожал изгнать, если она будет замечена в подобном.

— Получается, Перун после известия от Гермеса тайком направился за Герой и, оставаясь непроявленным, наблюдал за происходящим в ритуальном зале, затем решил меня убить, убрать, как часть проблемы? — уточнил я и отправил в рот кусочек сыра.

— Да, он тайком присутствовал там. Появился, наверное, немногим позже, чем ты расправился с Арахной. Но не думаю, что Громовержец собирался избавиться от тебя. Он разгневался от того, что ты унизил его жену своей неожиданной силой. И удача, что Гермес успел призвать Асклепия. Иначе ты бы умер. Когда гнев Громовержца сошёл, он сам назвал тебя великим героем среди смертных. Он подошёл к тебе, когда ты лежал жутко обгоревший, но стараниями Асклепия ещё живой. Перун приказал Асклепию исцелить тебя, вернуть прежнее здоровье до последней капли, — пояснила Охотница, наблюдая за тем, как я ем её угощения.

— А ведь получается, что римское пророчество начинает сбываться, — я потянулся к чаше с вином. Оно, конечно, было разбавлено как прошлый раз водой из святого источника. — Сбывается, даже быстрее, чем ожидалось. Я ещё лишь в начале пути к разгадке тайны древних виман, а Гера уже впала в немилость Перуна, а твоя мама, наоборот, сблизилась с Громовержцем.

— Нельзя сказать, что сблизилась, но он на неё смотрел с большим интересом. Примерно, как ты сейчас на меня, — Артемида рассмеялась. — Он пригласил её посетить Дворец Славы на днях.

— Я на тебя смотрю с любовью. Скажи, что оставишь меня здесь хотя бы на одну ночь, — я положил руку ей на колено, задирая мягкую ткань её одежды.

— Придержи руки, Астерий, — Артемида накрыла мою ладонь своей. — Конечно, я тебя оставлю на ночь и, может, даже ещё на одну. Твоя спальня готова, но имей в виду, она очень далека от моей.

— Я тебя очень люблю, но, когда ты добра ко мне и позволяешь мне то, чего мне хочется. Позволяешь ласкать себя, то люблю ещё больше, — я наклонился, желая поцеловать её.

— Мы здесь не одни, — остановила она меня, приложив палец к моим губам.

— Давай уединимся? — предложил я, взяв несколько олив.

— Ты не слишком ли много хочешь? — в голосе богини не было возмущения.

— Да, много. Очень много. Я хочу тебя. Ты это постоянно