— А почему бы и не Кенигсберг? — парировал Денис.

Ввязываться в разговор ему не хотелось, и он нетерпеливо оглядывался, ожидая, когда ему принесут книги.

— Нет-нет! Тема, конечно, интересная, но очень уж скользкая. У нас ведь сейчас как принято? В истории беремся изучать лишь те периоды, где наши подвиги покрыты ореолом славы и благородства. А там, где этого нет, такие темы считаются провальными. Защититься по ним сложно, потому что единое мнение отсутствует или оно очень спорно. У нас потому и война начинается с двадцать второго июня сорок первого года, а не с первого сентября тридцать девятого, как считает весь мир. Потому что тогда придется вспоминать, что мы вместе с немцами громили Польшу. А это, в свою очередь, тянет воспоминания о Катыни и совместному с немцами параду победы в Бресте. Да и нападение на Финляндию нас не красит. Я ведь потому и спросил про Кенигсберг. При штурме погибло три четверти гражданского населения, и нет-нет да и всплывает среди европейских историков вопрос о чрезмерной жестокости. Некоторые из них считают, что город сдался бы, возьми мы его в блокаду так же, как немцы Ленинград. Но что поделать! Даже самая справедливая война бесчеловечна. А вы-то что хотели узнать? В штурме города участвовал ваш родственник?

— Нет. Вначале я хотел уточнить, есть ли под Кенигсбергом такой Шарлоттенбург, а теперь хочу изучить всю хронологию событий.

— Шарлоттенбург? — Профессор задумчиво наморщил лоб. — Удивительно, что вы знаете о нем. Да, был такой пригород Кенигсберга. Но это название давно стерто с карт. Вы глубоко копаете, молодой человек. Простите, как вас зовут?

— Денис.

— А я Андрей Михайлович. — Старик не удержался от улыбки. — Студенты за глаза зовут меня просто Михалычем. Так вот, о Кенигсберге. Штурм начался шестого апреля, а закончился девятого. Весь вечер пятого числа с наших позиций из громкоговорителей раздавался призыв на немецком языке: «Сегодня ночью ваш последний шанс выйти к нам. Утром в восемь часов начнется наступление. Кто переживет ураганный огонь, будет раздавлен танками. Вспомните Сталинград! Бросайте винтовки и выходите к нам. Рано утром начнется уничтожение». Начали как по расписанию. Но вся трагедия была в том, что в городе осталось очень много не сумевшего эвакуироваться гражданского населения. После гибели «Густлова» люди боялись переправляться в Германию морем. А бегство сушей отрезано. Подвалы были переполнены. Женщины и дети прятались в подвалах вместе с солдатами. На любой выстрел из амбразуры наши бойцы отвечали пламенем огнеметов. И они сгорали живьем, вместе с ними. Те, кто не сгорел, гибли под рухнувшими зданиями. Поистине — началось уничтожение. Этот штурм примечателен еще и тем, что командующим Третьим Белорусским фронтом маршалом Василевским впервые была применена тактика пехотной атаки до окончания артиллерийской подготовки. С одной стороны, это позволило избежать ответного огня противника, с другой — стоило жизни тысячам гвардейцев. Может быть, вас интересует расположение частей, непосредственно карты штурма?

— Нет-нет, спасибо! Я сам разберусь. — Денис благодарно улыбнулся, поспешил взять принесенную литературу и пошел к свободному столу.

— Обращайтесь, если появятся вопросы. Тема эта ох как непроста!

В том, что тема оказалась действительно непростой, Денис убедился, раскрыв карту, подклеенную к обложке одной из книг. И Шарлоттенбург был на своем месте, и название было написано тем же готическим шрифтом, что и на доске перед домом Ирмы, и, что самое удивительное, привыкший читать карты как книги, он узнал обозначенное желтым фоном поле, и лес, закрашенный зеленым. По нему проходила линия, обозначавшая позиции советских войск перед началом штурма, с указанием частей и дивизий. Среди многочисленных кружков и квадратиков стоял значок отдельной тридцать второй роты.

От волнения по рукам Дениса побежали тысячи мурашек. Он до последнего момента ждал, что его видению есть вполне обоснованное объяснение. Ну мало ли… съел не то — отравился! Перегрелся на солнце, вот и пригрезилось черт знает что. Кратковременное помешательство на почве жизненных неурядиц! Да есть тысячи причин, способных поколебать хрупкий человеческий мозг! А укус на плече? Так это о кусты поранился! Мы ведь видим то, о чем нам говорит наш мозг. А не любит ли он пошутить? Мы считаем, что перед нами квадрат, потому что так говорит нам наш мозг, а на самом деле это круг.

Теперь получалось так, что он и в самом деле был там в сорок пятом году!

Денис взвинченно вздохнул и вытер вспотевший лоб.

Ничего не замечая вокруг, он углубился в подробности событий шестидесятипятилетней давности. Перед глазами вновь проплыли образы Ирмы, сидящей у буржуйки, и распростершегося на полу Гаврилы Иваныча. Затем появился капитан Беляев и забившийся в угол немец. И будто из-за окна библиотеки донеслась канонада взрывов.

Прошло уже не меньше двух часов, когда к нему подошла библиотекарь Марина и шепнула на ухо:

— Простите, Денис Заремба, это ведь вы?

— Да.

— Вас приглашают к телефону. Сказали, что звонит ваш друг по очень срочному делу.

— Меня? Вы уверены?

Денис удивленно оглянулся в поисках телефона, недоумевая, кто его мог тут разыскать?

— Телефон у нас внизу, в фойе. — Марина натянуто улыбнулась и поспешила назад за стойку.

Денис нехотя закрыл книгу и пошел к лестнице, ведущей вниз. Он спустился по мраморным ступеням, сделал пару шагов и застыл в центре зала, мгновенно разгадав и оценив ситуацию. Но было поздно. За углом мелькнула тень. За дверью послышался негромкий шепот, и вдруг тишина взорвалась криками, топотом и лязганьем затворов.

— Лежать!

— На пол! Лицом вниз!

Первый удар приклада пришелся в спину. Денис повалился, закрывая голову руками. Второй достал его на полу, а потом началось!.. Его топтали, били ногами, старались перевернуть лицом вверх и снова били. Последнее, что он почувствовал, — это неестественно вывернутые назад собственные руки и холод наручников на кистях. Дальше все погрузилось в темноту.

Первые проблески сознания достучались до него, казалось, через целую вечность. Тело, будто ватное, болталось в такт раскачивающемуся автозаку. Голова гудела и отказывалась думать. Денис приподнялся с пола и прижался спиной к стене. Охрана, сидевшая за решеткой, прекратила глазеть в окно и тут же уставилась на него. Денис сплюнул на пол кровь, закрыл глаза и попытался вспомнить, как все было. Но последнее, что он помнил, это мелькнувшая перед ним голова в каске и маске, а дальше провал.

Грузовик последний раз качнулся, посигналил и замер. В крохотное окошко он увидел Неву и узнал Октябрьскую набережную. Понятно, его привезли в «Кресты». С грохотом поехали в сторону ворота шлюза, и автозак вкатился во внутренний двор. Ворота закрылись, и теперь охрана пошла сдавать оружие. Затем открылись внутренние ворота. Дениса отвели в подвал в комендатуру и передали старшему лейтенанту, посадив в «обезьянник», отгороженный стальными прутьями.