– Вы мое мнение хотите знать? – не поняла ее Муза. – Я считаю, что брать чужое все равно нельзя.

– Что?! – вскинула накрашенные иссиня-черные брови Люся, и они взметнулись на ее выпуклый белый лоб, словно две вороны. – Ишь ты, фифа какая! Тоже мне! Чужое брать нельзя! А свинячить и гадить мне в душу можно?! Подумаешь, бутылка коньяка! Да они бьют больше! Иди отсюда! Пусть тебя изнасилуют, гордячку такую, а тетя Люся на помощь не придет! – внезапно горничная стала очень агрессивной.

– А чего вы на меня кричите?! Сами позвали к себе! – возмутилась Муза.

– Так я думала, что ты пить будешь со мной, а ты ни рыба ни мясо, да еще и меня оговариваешь! Это просто возмутительно! Ты у меня в гостях, между прочим!

Муза поднялась с пластикового стула, чтобы уйти.

– Сидеть! – рявкнула Люся таким голосом, что и товарищ Сталин подчинился бы, выронив трубку. – Ладно, извини! Дело есть, слушай меня.

Муза, чтобы ее подбодрить, махнула чашку коньяка залпом.

– Молодец! – похвалила Люся, что означало «наш человек!». – Так вот… несколько лет назад гостиницу выкупили, считай, те самые братки, которые здесь и куролесили в свое время. Я же – старожил, я все помню… и рожи их наглые помню. Они отрастили животы, изменили прически, приобрели другие машины, семьи, статус. Но остались теми же бандюгами. Нам, работникам, платят просто ноль с копейками! В гостиницу ничего не вкладывают! Все разваливается.

– Это я вижу, – отозвалась Муза.

– Зато гнездышко себе свили прекрасное в местном ресторане! Вот ведь отгрохали заведение!

– Это я тоже видела, – согласилась Муза, которая сразу же заметила этот дисбаланс.

– Вот-вот! Наливаем – выпиваем! Оп! Молодец какая! Вот – совсем другое дело! Ты в ресторан вроде и шла?

– Ага! – вспомнила Муза, у которой изображение слегка поплыло перед глазами. – Я есть хотела, ик! Ой, извините!

– Так я тебя покормлю! Какие проблемы? Зачем туда ходить? У тети Люси все есть!

Горничная открыла ящичек в столе, порылась там и достала целлофановый пакетик с вареными яйцами, бутербродами с колбасой и двумя помидорами.

– Сейчас закуску порежу, и поедим! Люся обо всем позаботилась! – Она оглянулась по сторонам, словно ища притаившихся по углам врагов. – Еду-то я тоже сперла сегодня утром на завтраке. Некоторые ведь не приходят, просыпают или просто не хотят. А добро-то пропадает, то есть выносится работниками кухни. А я чем хуже?

– Не хуже, – икнула Муза, уже согласная на все.

– Пашу, как лошадь, а даже бутерброда не дадут! Вот и приходится кормиться самой! – договорила Люся.

Муза была настолько голодной, что даже такая не очень шикарная закуска пошла у нее на ура. Она старалась не думать о свежести продуктов.

Совсем расслабившись, Люся продолжила:

– Так я от чего тебя предостерегала?! Руководство гостиницы всегда по вечерам проводит время в этом ресторанчике. Ну, почти всегда. А они как выпьют, на баб их тянет. Ну, ты понимаешь? Так зачем тебе там появляться? А еще они всегда четко прослеживают, кто заселяется в гостиницу. Может, им кто докладывает или камеры наблюдения просматривают, я не знаю. Но всегда в поле их зрения попадает одинокая женщина, въехавшая в номер. К ней начинают и домогаться, и все такое. А ты – молодая, красивая и въехала не куда-нибудь, а в люкс, да еще из Москвы. Ты понимаешь? – вытаращила на нее глаза Люся.

– Что? – сглотнула Муза.

– Что не обойдут они тебя вниманием. Обязательно пристанут. Вот обязательно что-то будет, я прямо чувствую. Ужас что может случиться!

– Вы пугаете меня! – честно призналась Муза, судорожно выпивая остатки коньяка и чувствуя, как у нее мгновенно вспотела спина.

– Я не пугаю, в том-то и дело, я знаю, что говорю… с моими-то жизненным опытом и наблюдательностью! – вздохнула Люся.

– Были прецеденты? – спросила Муза и похолодела, потому что увидела на лице Людмилы реальный страх. – Что? – выдохнула Муза.

– Я не могу говорить, – выдавила из себя горничная.

– Почему? – спросила Муза.

– Я еще жить хочу. Ты не представляешь, насколько все может быть серьезно!

– Господи! Что же делать? – воскликнула Муза.

– Есть чего пугаться. Я сама боюсь. С другой стороны – да ладно! Надо хоть когда-то выговориться! Год назад были два случая или три… – запнулась Люся, понижая голос.

– Какие?

– Не могу, коньяк кончился, мне для куража еще бы пузырь! Страшные вещи ведь хочу поведать. Я была не то чтобы свидетельницей, но я догадалась, что произошло страшное, и ничего не предприняла. А что я могла? И меня бы убрали. Потом они несколько утихли, чтобы не навлечь на отель и себя лично подозрения. Но вот две девушки, одна так, другая… Другая совсем… – вдруг прикрыла рот, словно пытаясь остановить приступ тошноты или опасный словесный поток, Люся. – Я не могу… Хотя давно мечтала отвести душу.

– Знаете что? А вы сидите здесь и не шевелитесь! – вдруг выдала Муза. – А я сейчас быстро сгоняю в магазин, куплю спиртное и чего-нибудь закусить, мы и продолжим.

– Нетрудно тебе будет? – всхлипнула вконец расстроившаяся Люся.

– Да какие трудности! Сейчас приду! Где тут магазин, работающий допоздна? – спросила Муза.

– Через дорогу небольшой магазин, гадюшник такой, но работает круглосуточно. Только срок годности продуктов надо обязательно проверять.

– Я мигом, – сорвалась с места Муза, чувствуя себя Анкой-пулеметчицей, которая побежала за патронами и обязательно должна вернуться к своим войскам и продолжить битву. Она и предположить тогда не могла, что не все бойцы из отряда дождутся ее с подкреплением.

Муза и не знала, что можно так переживать и фактически впадать в шоковое состояние из-за гибели практически незнакомого человека.

Она сидела одна-одинешенька в своем номере, холодном и неприветливом, и смотрела в глаза пожилому человеку с всклокоченными седыми волосами и очень уставшим и безразличным взглядом. Это был следователь Капустин Константин Сергеевич, так он представился ей. Он очень медленно записывал ее показания. Выглядело это в наш век электроники довольно-таки странно, словно Муза перенеслась в далекие восьмидесятые, скрип его ручки по смятой бумаге просто выводил ее из себя. И интерьер соответствующий, такой «затрапезно-совдеповский», и следователя, судя по лицу и костюму, только что достали из криокамеры. И он не в курсе, что уже идет двенадцатый год двадцать первого века, и он уже полицейский, а не милиционер.

– Значит, вы пошли в магазин за продуктами и выпивкой? – спросил следователь хмуро.

– Так и было! Вон продукты, – Муза махнула рукой в сторону брошенного в коридоре пакета, – я же вам уже все сказала.