— Одну льдинку в рот и соси, а другой вниз к пупку.

Загипнотизированно и послушно выполнила, ощутив, как стало мутно в голове и как печет льдинка язык, охлаждая горячее дыхание.

— Если бы я был возле тебя — я бы сейчас сосал твои соски пока они не стали бы горячими, Ксения, согревая их у себя во рту. Ты хотела бы чтоб я их сосал?

— Да.

Не задумываясь, ведя льдинкой к пупку и чувствуя, как учащается мое дыхание. Я просто покоряюсь ему из-за договора. Ничего более. Так надо. Я в этом не виновата….это он заставляет меня хотеть.

— Сними трусики.

Стянула кружевную ткань и услышала его хриплый выдох.

— Сядь на стол. Одну ногу разведи в сторону, а вторую поставь на столешницу, чтоб я тебя видел. Проведи по свей дырочке.

Как же это отвратительно. Все эти словечки. Все эти приказы, от которых меня подбрасывает на месте и хочется изогнуться как от ударов плетки.

— Проведи и покажи мне пальцы, Ксения.

Провела, кусая губы, и чувствуя какими вязко-мокрыми стали пальцы.

— Разведи их. Чувствуешь какие они влажные, липкие. Ты течешь…течешь для своего насильника, Ксения. Правда это отвратительно, малышка? Возьми еще два куска льда. Один в рот, другим медленно спускайся вниз. По внутренней стороне бедра. Мммм, я вижу твои мурашки. Вот так да. Коснись себя там. Приласкай свою девочку. Сначала с одной стороны, потом с другой. Вдоль нижних губ, еще ниже. Хочешь охладиться?

Лед обжег горячую плоть и с губ сорвался стон. До боли хотелось дотронуться посередине, где казалось сосредоточился источник болезненного напряжения и пульсировал короткими импульсами, словно требуя облегчения. Казалось под кожей вспыхивает сотни электрических разрядов, они щелкают и обжигают, распаляют так, что эта энергия накапливается, нагнетается и, если ей не дать выход я просто умру.

— Коснись клитора. Не двигать рукой. Подержи лед и убери.

Незначительное облегчение и стон разочарования, когда приказал убрать. Пьяными глазами в камеру, ощущая боль из-за сильного напряжения и какую-то приторно тягучую ненависть одновременно с желанием о чем-то попросить… о чем-то за что возненавидела бы себя еще сильнее.

— Ты когда-нибудь ласкала себя пальцами, Ксения? Кончала наедине с собой?

Отрицательно качнула головой. Я слышу его усмешку и буквально представляю ее на его дьявольских губах и меня невольно выгибает от видения его лица и потемневших бирюзовых глаз.

— Раздвинь себя одной рукой, а указательным пальцем коснись клитора. Погладь его сначала с одной стороны, потом с другой. Вот так. С какой чувствительней? Изучи себя. — по телу пробежала дрожь, соски не просто затвердели их словно разрывало от невероятного ощущения вибрации во всем теле., - А теперь медленно по кругу. Открой глаза. Смотри в камеру. Почти тридцать и никогда не мастурбировала? Не было эротических фантазий? Мы подарим тебе эротические воспоминания. Двигай пальцем быстрее, еще быстрее. По кругу и вверх-вниз, — он говорил, а я почти его не слышала все мои чувства сосредоточились на моей руке и на этой дергающейся точке под пальцем. Чем сильнее я ее терла, тем сладостней становилось внутри и мне казалось я расплачусь от этих невыносимых ощущений.

— Остановись. Смотри в камеру. Остановись, Ксения. Я сказал СТОП.

С всхлипом остановилась, тяжело дыша.

— Введи этот палец в себя. Тебе понравится. Доверься мне…, - нет я не доверяла, но меня всю трясло и подбрасывало, тело слушалось его и ощутила как приятно скольжу внутри себя, прикусила губу.

— Два пальца.

Послушно погрузила еще один. Внутри разрывались такие же мелкие искорки, там так же пульсировало и сжималось тесно обхватывая мои пальцы.

— Хорошо…дааа, тебе хорошо и не страшно. Глубже. Толчками. Сильнее. Быстрее. Смотри в камеру.

Остекленевшим взглядом смотрю прямо в глазок и двигаю пальцами, а все тело подбрасывает, корежит, извивает.

— Стони громче.

Но стоны тихие, вздохи. Мне кажется если я начну стонать громче, то боль напряжения станет сильнее, и я ее не выдержу.

— Вытащи пальцы и сожми клитор обхвати и легонько сдави, перекатывая как горошину.

Едва я это сделала как меня выгнуло дугой, колени сжали запястье, головы запрокинулась назад и я содрогаясь всем телом, откинулась назад, зажимая зубами остатки льда во рту. Еще одно движение и …это облегчение, это удовольствие растечется по моему телу. Оно так близко.

— Убрала руки! Сейчас! Я приказываю убрать руки! Сто тысяч штрафа если не уберешь!

Крикнул громко и я отняла ладонь, чувствуя, как все тело сотрясается мелкой дрожью. Как меня подбрасывает и лихорадит, а на глаза наворачиваются слезы. Одно движение и это напряжение…оно бы исчезло. Как же невыносимо это ощущать.

— Не шевелись. Смотри в камеру. Хочешь кончить? Пошевелить пальчиками и взорваться, да? Попроси. Скажи мне «пожалуйста, Иван, я хочу кончить». Говори, Ксения.

— Пожалуйста….

— Что?

— Я хочу кончить.

— Иван.

— Иван.

И от ощущения унижения на глаза навернулись слезы. Проклятый манипулятор.

— Оооох, как же ты прекрасна за секунду до оргазма. Этот приоткрытый рот, эти набухшие соски и дрожащий живот…Но оргазм надо заслужить, а ты не заслужила. Ты наказана за то, что я слишком долго тебя искал. Встань со стола и одевайся. На сегодня все.

От разочарования, от чувства унижения захотелось закричать, топать ногами, разнести проклятый кабинет. Я схватила вазу и запустила ею в стену.

— Ты красива даже в гневе. Прости, что не донасиловал тебя до конца. Можешь подать на меня в суд.

И расхохотался.

— Будь ты проклят.

Натягивая на себя вещи, дрожа от гнева и от того как напряжение все еще клокочет в теле, а соски болезненно трутся о лифчик, я мечтала о его смерти.

— В графине вода. Налей в стакан и добавь льда. Остынь. — все еще смеется.

В двери постучали. И я в ярости распахнула ее, едва натянув футболку. Пес Волина протянул мне сотовый.

— Вам звонили. Я думаю это важно.

Выхватила сотовый и посмотрела на дисплей. Звонок из больницы. Мгновенно трезвея и набирая номер негнущимися пальцами.

— Ксения Романовна, вторая операция прошла очень успешно. Уже завтра мы отключим Варю от аппарата искусственной вентиляции легких. Она может дышать самостоятельно. Девочка идет на поправку. И наши прогнозы очень оптимистичные.

Облокотилась о стену и закрыла глаза, чувствуя чудовищное облегчение и понимание, что все не зря.

— Я могу к ней приехать?

— Да, можете. Завтра утром.

Я собиралась просить его отвезти меня к дочери, но Волин запретил давать мне сотовый. Хотела выйти из дома, но двери оказались запертыми и безэмоциональный начальник его охраны, его собака, который раздражал меня одним своим видом, раздражал до невозможности, сухо сказал, что Волин не велел выпускать меня и никаких указаний ему на этот счет не давалось.