Настоящая женщина всегда узнает своего мужа, даже если онпоявляется в ее жизни редко, как комета Галлея. Отец Мефа отпустил ручкучемодана и кулаком ткнул себя в грудную кость.

– Зоя! Я все осознал и вернулся! Эдуард, будь любезен,немного в сторонку! – произнес он глубоко трагическим голосом и попыталсяпоцеловать жену в щеку.

Зозо шарахнулась в глубь квартиры. Игорь Буслаев отнесся кнеудаче философски.

– Вполне закономерно! Я отлично понимаю, что вновь должензавоевать твое доверие! Эдуард, я же просил!.. – сказал он и сталпротискиваться в коридор, толкая Эдю чемоданом.

Хаврон пассивно оборонялся, животом преграждая ему дорогу.Он ощущал себя улиткой, в домик которой втискивается еще одна улитка и притомдовольно наглая.

Буслаев-старший отступил на шаг назад, сунул руку за ременьи ковбойским жестом извлек нечто черное, с тонким злым дулом. Эдя приготовилсязалечь. Он еще из прошлой жизни помнил, что отец Мефа способен на фокусы.

– А где мой сын? Я привез ему водяной пистолет! – произнеспапа-Буслаев.

– Ты вообще в курсе, сколько лет твоему сыну? – осторожноспросила Зозо.

У Игоря Буслаева с обидой дернулась щека.

– Как ты могла усомниться? Есть вещи, которые не забываются!– сказал он с нажимом.

Точной цифры, однако, называть не стал и ограничилсярассуждением о том, что мальчик с воображением способен играть с водянымпистолетом намного дольше мальчика без воображения.

«Она не писала, что произойдет нечто хорошее! Она писала«два нивероятных сабытия!» – вспомнил Эдя. Ему назойливо захотелось придушитьТрехдюймовочку, однако технически это было трудновыполнимо.

– Слушай, ты мог хотя бы позвонить? – спросил Хаврон угрюмо.

– Мужчина, приходящий домой к жене и сыну, не обязан никомуоб этом докладывать! – парировал Игорь Буслаев, по одной ловко забрасывая вкоридор коробки и коробками постепенно отодвигая Эдю в глубь комнаты.

– И надолго ты пришел к жене и сыну?

– Навсегда! И жить буду тут! – решительно сказалБуслаев-старший, голосом пресекая все попытки Эди встрять.

– А твоя квартира?

В ответ Игорь Буслаев разразился длинной и сложной тирадой,смысл которой ускользнул как от Зозо, так и от более опытного Эди. Однако уобоих возникло стойкое ощущение, что Игорь Буслаев в очередной раздокомбинировался.

– Ну это уже твои проблемы! Ты бросил нас пятнадцать летназад! Потерянных годов не вернешь и не отмотаешь! – сказала Зозо.

Как многие мягкие женщины, она черпала убежденность не изсамой убежденности, а от случайно выскакивающих у нее слов. То есть когда Зозоговорила «не вернешь» – верила, что «не вернешь». А когда говорила «время невластно» – верила, что «не властно».

Отец Мефа, как опытный алиментщик, знал эту закономерность.Если позволить сейчас жене жалеть себя, то через пару минут она окончательноубедит себя, что не рада его видеть, и он загремит в окошко со всеми своимикоробками.

– Зоечка, солнышко! Поставь, пожалуйста, цветы в воду, авино в холодильник! – распорядился он.

– Нет!

– Что нет?

– Уходи!

– И куда мне уходить? – без всякой обиды уточнил ИгорьБуслаев.

– Куда хочешь! Туда, откуда ты пришел! – заявила Зозо.

Отец Мефа сел на чемодан и вытянул ноги.

– Мне некуда идти! Я четыре дня жил у друга в гараже, ноночью там дико холодно, а запираться можно только снаружи. А это, согласись,тупо! Сидеть утром, мерзнуть и ждать, пока тебя отопрут! Не гони меня,пожалуйста!.. Я тебя прошу! Зоечка!

Голос его дрогнул и смазался. Сквозь обычное пижонствопроглянуло что-то человеческое, жалобное, настоящее. Нечто такое, что заставилосердце Зозо дрогнуть забытой нежностью. Сердце Эди просекло это и злобнонахмурилось, мускулисто поигрывая желудочками, аортами и предсердиями.

«Засунуть бы эту Трехдюймовочку в миксер и нажать накнопку!» – подумал он.

– Только учти – всего на два-три дня! – сдалась Зозо.

– Да-да, как скажешь, – поспешно закивал папа-Буслаев.

– Даже не на два-три, а на один! Завтра же уйдешь! – поправиласьЗозо, спохватившись, что слишком быстро сдает позиции.

Бывший муж был не дурак и согласился и на один. Надо брать,что дают, а потом постепенно просить прибавки. Последние годы у него все шловкривь и вкось. Божок финансовых махинаций Гермес крутил пальцем у виска, едвапапа-Буслаев показывался на горизонте. Богиня же любви Афродита путала его сковриком для ног. До сознания заигравшегося папы мало-помалу начинала доходитьпростая истина, что всякая дорожка удовольствий ведет туда же, куда и дорожкабыстрых обогащений – а именно на помойку.

– Может, ты хотя бы разуешься? – нервно спросила Зозо.

Папа-Буслаев моментально согласился хотя бы разуться.

На новом месте он обживался как пес – быстро и деловито.Покрутился, траву лапкой примял, лег – вот и ночлег. «Мой дом там, где стоятмои ноги!» – такой всегда была жизненная философия Игоря Буслаева.

Рассовав по углам коробки, папа Мефа занял боевую позицию узеркала. Расческой он действовал очень сложно – вначале вверх, потом чуть вбок,а затем еще немного распушал волосы, вследствие чего его лысина становиласьтолько более очевидной.

Зрение у людей так устроено, что они замечают прежде всегото, что от них скрывают. Если перед ними промаршируют сорок лысых – они дажебровью не поведут. Но если у сорок первого будет зачесанная волосинка, то этовсе: конец и гибель.

– У вас тут тесновато! Куда ни пойдешь – всюду люди, люди! –пожаловался он капризно.

– Иди в свой просторный гараж! – мгновенно нашлась Зозо.

Тут уже крыть было нечем. Папа-Буслаев умолк, но ненадолго.

– Надо нам Эдуарда женить! Тогда он уйдет жить к жене.Здоровенный мужчина, а все у сестры под крылышком! Стыд и позор! – ляпнул он.

Последнее вышло у него убедительно и веско, слившись вцелостный и единый «стыдЫпозор».

Эдя вспомнил, что под кроватью у него лежит бейсбольнаябита. Возможно, немного запыленная, но на ее боевых качествах это вряд лисказалось.