Вино в бочках спускали вниз по течению и отгружали на корабли. Соль, добываемую на побережье в Ла-Рошели, поднимали наверх – до Парижа и далее в Германию. Путь пролегал опять же через Коньяк и земли Шаранты, и таким образом местное вино попадало на «общеевропейский» рынок: если можно так выразиться. Но уже тогда экспорт развивался интенсивнее. Поэтому в том, что сегодня большую часть коньяка отгружают за рубеж, есть исторический резон.

Ну или рифма – по крайней мере.

По данным историков, еще накануне религиозных войн в Коньяке занимались перегонкой вина и отправкой дистиллята в Англию и Данию. Установить точную дату и «место преступления», само собой, невозможно. Да это и неважно. Такие вещи в истории, как правило, происходят в нескольких местах одновременно.

И ни о каком «первопечатнике» не может быть и речи.

Главное – мотив. В случае с коньяком он прост и утилитарен, как большинство исторических мотивов. Виноград, выращенный на почвах Шаранты, давал и до сих пор дает вино с повышенной кислотностью и низким градусом. За время в пути по морю такое вино сильно теряло в качестве. А вот дистиллят из этого вина – или бренди (что означает с голландского буквально «жженое вино») – получался отличный. Он идеально переносил транспортировку и, что немаловажно, облагался низкой пошлиной ввиду меньшего объема. Перегнав вино и уменьшив таким образом его вес, бочки с тридцатиградусным пойлом отправляли в порт назначения, где производился обратный процесс.

Дистиллят разбавляли водой и в таком виде вино поступало в продажу. Пока наконец кто-то не заметил, что после вынужденной выдержки в бочках напиток и сам по себе не плох.

Нам, однако, интересны люди.

И в разговоре о них не обойтись без церковной реформы.

Как уже было сказано, запад Франции и Коньяк в середине XVI века населяли, в основном, протестанты. Сюда стекались религиозные «беженцы» со всей Европы – и Англия покровительствовала им на землях Шаранты. Это была свободная зона, где местное население постепенно смешивалось с пуританами из Англии и лютеранами из Голландии. Дочки местных виноделов пользовались популярностью у иностранных гостей. Вернее, гостей привлекала перспектива получить в качестве приданого земли и винокурню – а уж потом этих самых дочек.

Ну, или и то, и другое сразу.

Как бы там ни было, именно из таких смешанных браков и возникли знаменитые коньячные дома.

Основным рынком сбыта, опять же, считались страны «победившего кальвинизма», что при лояльной налоговой политике способствовало развитию винокурения.

Мне же особенно интересны идеи индивидуальной ответственности и предопределения, заложенные в учении Кальвина. Они – как бы это сказать? – гораздо ближе идее коньяка, да и всему коньячному делу в целом.

Выращивая виноград и перегоняя вино, закладывая спирты на сто лет вперед, человек в одиночку отвечает за то, чего сам, скорее всего, никогда не увидит и не попробует. Казалось бы, ну что ему – гори оно все синим пламенем. А он старается на совесть, работает, хранит. Это ли не коньячный эквивалент протестантской ответственности?

Наоборот, пользуясь спиртами, заложенными в бочки до него, человек по рукам и ногам связан тем, что люди и природа сделали за много лет до его рождения – и что он не в силах изменить. И вот коньячный эквивалент идеи о предопределении.

В общем, коньяк – это протестантизм в жидком виде.

Или тот редкий случай, когда исторические склоки на религиозной почве имели абсолютно позитивный и наглядный – пусть и побочный – эффект.

Коньяк – один из самых тишайших городков, какой мне приходилось когда-либо видеть. После шести ставни закрыты, карусель на замке, а единственный ночной клуб пуст, как бочка из-под коньяка. И только ветер на площади Франциска Первого все крутит и крутит свои бумажки.

Большая часть общественных заведений города – гостиницы, кабаки, магазины – носит имя короля, благодаря которому знаменитый напиток называется «коньяк» (а не «сегонзнак», «жарнак» или «эгр» по именам соседних городов).

В замке короля живет коньячный дом «Отар»; попадая сюда на экскурсию, вы убиваете сразу двух зайцев. Сам король скачет поблизости: на лошади на площади имени себя, в бессильной ярости зажав в руке стальную железяку.

Оригинальная шпага из меди была украдена давнымдавно. Та же участь ожидала копии. Их воровали с провинциальной регулярностью (отличный сюжет для ироничного детектива). Король без шпаги – голый король, но ведь и меди на всех не напасешься. И тогда власти решили подсунуть королю обычную монтировку.

Железо не медь, и образ прижился. Так он и скачет, король с оружием пролетариата в руке.

Коньяк – город белый, белесый, сложенный из светлого серого камня. Поэтому название старейшей улицы «Соляная» (по ней свозили соль в палату мер и весов) понимаешь буквально. Как будто соль, рассыпанную по камням в XII веке, до сих пор не подмели, не убрали.

Шаранта огибает город по окраине, как будто наблюдая за Коньяком из амфитеатра. Поэтому «набережной» жизни в курортном смысле тут не имеется. Не та у реки функция. Общественная, «людская» жизнь города сосредоточена вокруг центральной площади. Она как будто закольцована и остановлена здесь, где вокруг скакуна расположилось все, что нужно человеку в провинции.

И, по большому счету, в жизни.

Малиновый ресторан «Золотой петух» (лучшее заведение города, устрицы в деревянных ящиках из Ла-Рошели на ледяном крошеве).

Гостиница «Франциск Первый»: замок с башенками.

Банк «Креди агриколь» (тонированные стекла, ни души).

Кабак «Рапид», в котором импозантные старики и старухи играют на скачках по телевизору (набит битком).

Рынок (пир для глаза и желудка, по выходным морепродукты всех мастей, сыры и мясо, устрицы от двух с полтиной до пяти евро за кило, можно бродить рядами часами, часами рядами).

Древний собор с барельефом на центральном портале – времена года (неразборчиво). В соборе сыро, пусто, величаво. Отличное место для свиданий.

Большой хозяйственный магазин (горшки, горшки). Находка для домохозяек.

Парикмахерская, но в креслах почему-то только дети.

Пустая почта, спящие почтовые ящики. Цветочный.

Коньяк – чрезвычайно богатый город, но об этом не принято говорить громко. И так все понятно. По узким улочкам катятся небольшие, но очень дорогие машины. Тут и там по берегам Шаранты примостились виллы и замки разных конфигураций. Поля для гольфа, яхты. Лучший ресторан La Ribaudiere специально вынесен за черту города, на полпути к Жарнаку. Пасторальные виды на Шаранту и плакучие ивы из окон невероятно живописны. В ресторане лучшая кухня региона плюс классическое французское обслуживание.

Ужин – спектакль на три часа минимум, хотя коньяк выставлен под электрическим светом на стеллажах в худших французских традициях. Это, конечно, большой минус.