Сказав это, курьер достал из сумки три свитка, скрепленных печатью Континентального Конгресса.

Сломав печать, Крейн развернул свиток. Слегка улыбнувшись, он произнес:

– Кажется, вы говорили о крестах. – Он протянул свиток курьеру. – Вот уж не думал, что их нынче делают из пергамента.

В ответ курьер негромко рассмеялся.

– Генерал Вашингтон представил кандидатуру одного французского серебряных дел мастера, и Конгресс ее одобрил. Кресты еще только предстоит изготовить, но к тому времени, как они прибудут, мы, с Божьей помощью, одержим победу над короной.

– Будем надеяться, – отозвался Виллетт.

И вот, спустя двести тридцать девять лет Крейн держал в руках заслуженную награду. Если верить словам Уайткомба-Сирса, этот крест, – который Катрина умоляла отыскать, – в руках Крейна послужит мощным оружием в новой схватке с Зерильдой.

Гул, донесшийся сверху, напомнил: если Крейн как можно быстрее не уберется из горящего здания, то никого не остановит, даже с крестом.

Взбежав по лестнице, он ощутил сильный жар. Главное помещение библиотеки уже было целиком охвачено пламенем.

За последнее время многое, во что Икабод Крейн искренне верил, оказалось ложным. Например, сперва он верил, что колонисты – бунтари, которым непременно надо преподать урок. Допрашивая пленника по имени Артур Бернард, он считал, что демоны и чудовища существуют исключительно в мифах и легендах и им нет места в умах просветленного общества, – в ложности этого мнения он убедился, когда его командир полковник Тарлтон сам обернулся демоном (убив перед этим Бернарда). Когда Всадник смертельно ранил Крейна на поле боя, он верил, что умрет…

А еще он думал, что Катрина – никакая не ведьма и что у них нет детей.

В свое время эти убеждения пошли прахом, прочие продолжали рушиться – после неожиданного воскрешения, и потому Крейн недоумевал, как он еще во что-то может верить.

Впрочем, как ученый он был твердо убежден: людей от животных отличает способность накапливать знания.

Видеть, как горит запечатленный в бумаге опыт, было невыносимо больно. Крейн преподавал историю в Оксфорде, пока чувство патриотизма не затмило рассудок и он не завербовался в армию, встав на путь, который в итоге через три сотни лет после рождения Крейна привел его в это горящее здание.

Из задумчивости его вырвал звук сирен. Крейн огляделся, пытаясь найти способ покинуть горящую библиотеку, однако вставшая перед ним стена огня явилась препятствием непреодолимым: уже и проход между стеллажами был объят пламенем.

Загорелись останки двух полицейских.

Крейн вспомнил о двери в коридоре, что соединял лестницу и выставочный павильон.

Стоило приблизиться к проходу, как массивная дверь с треском захлопнулась прямо у него перед носом.

Вот и пришел конец еще одному убеждению – о том, что двери без посторонней помощи или воздействия механизмов не закрываются.

Тебе не сбежать, Икабод Крейн, – раздался замогильный голос, громче рева пламени и сирен. – Твое время на исходе. Умрешь, как и дурень, что держал эту библиотеку.

Крейн погрозил кулаком неведомому противнику.

– Время мое истекало множество раз, но я по-прежнему хожу по земле! Я пережил множество схваток, как здесь, так и по ту сторону жизни! Я пленил саму Смерть! Не думай, что меня теперь остановит твое жалкое колдовство!

В это время затрещал, грозя обрушиться, балкон в передней части церкви.

Стараясь не обращать внимания на покалывание в глотке, Крейн потянул за ручку двери – и тут же отскочил. Металл раскалился чуть не добела. От жара ли, силами нечестивой магии – неважно.

Сирены теперь звучали совсем отчетливо, а значит, спасатели прибыли. Зашипела вода – это принялись за дело пожарные.

Дым ел горло, хотелось кашлять. Крейн огляделся. Многие элементы, приличествующие внутреннему убранству церкви, давно изъяли, однако сохранился аналой. Простая деревянная кафедра, приглядевшись к которой Крейн заметил, что состоит она из двух частей: короткая верхняя покоилась на высокой нижней. Крейн машинально рассудил, что при случае за ней мог встать священник как высокого, так и низкого роста.

Как бы там ни было, иного оружия под рукой не оказалось. Схватив верхнюю часть аналоя, Крейн только порадовался, что библиотеку обустроили не в бывшем католическом молельном доме. В таком аналой обычно представляет собой богато украшенную деталь, снять которую с места в горящем здании было бы крайне затруднительно.

Дверь, ведущая в подсобку и коридор, была сделана из дуба, так что Крейн даже не подумал ломиться в нее. Нет, он выбрал иной путь: вдоль боковой стены двинулся мимо горящих стеллажей, то и дело останавливаясь, чтобы откашляться, в сторону окна.

И снова он мысленно порадовался, что церковь – не католическая. Было бы кощунством бить витражи.

Достигнув наконец окна, Крейн высоко поднял аналой и с размаху бросил. Сам он при этом шлепнулся на пол.

Он даже не услышал, как окно разбилось: сирены, рев пламени, шум воды – все это перекрыло звон стекла. Оставалось надеяться, что пожарные хоть немного, хоть где-то сумели сбить пламя, которое – стоило появиться отдушине – вырвалось наружу. Крейну чуть не опалило затылок.

Едва оказавшись в двадцать первом веке, Крейн – когда принялся за расследование убийства Корбина – чуть не утонул в море цветных мерцающих огней и звуков, его окружала толпа мужчин и – поразительно! – женщин в форме. Разум Крейна едва справлялся с нагрузкой; никогда еще в жизни он так не пугался. А ведь он прошел множество битв, так что это было отнюдь не голословное заявление.

Сегодня, когда Крейн выпал из окна библиотеки, та же самая сцена: мерцающие цветные огни, сирены, люди в форме – показалась ему очень даже приветливой.

Еще больше его обрадовал окрик:

– Крейн!

Его скрутило в приступе кашля, так что ответить лейтенанту Миллс он не сумел. Зато напарница отвела его к машине, которую Крейн среди полицейского и пожарного транспорта приметить не успел, – карете «скорой».

Крейн прямо на ходу извлек из-под сорочки гримуар и протянул его Миллс.

– Сбереги его, – сказал он, все еще кашляя.

– Будь спок, – ответила она, не спрашивая, что это и зачем. Преисполнившись чувства благодарности, Крейн препоручил себя заботам медиков.

К тому времени, как Эбби Миллс подъехала к гаражу при здании Верховного суда округа Вестчестер на бульваре Доктора Мартина Лютера Кинг а-младшего, что в Уайт-Плейнс, она уже допивала третий стаканчик кофе. С одной стороны, она внутренне возмущалась: слушание по делу Ипполито мешало хорошенько отдохнуть и выспаться, потому как за два прошедших дня Эбби выдержала две поездки общей длительностью восемь часов и две практически бессонные ночи; вдобавок Крейн угодил в очередной переплет с расчлененкой и колдовством. Что самое страшное, погибли двое знакомых Эбби, офицеры Дросопулос и Хан. Хорошие люди, они заслуживали куда лучшего, чем страшная смерть от руки прислужника Зерильды.