— Хорошо, сказал он, задумчиво, — работайте. Проверьте всё ближнее окружение этой семейки.

Когда все сотрудники разошлись с оперативки, Борис достал из бара коньяк и налил себе в небольшую металлическую рюмку.

— Я был в перчатках. Следов моих нет. В протоколе указана рана, нанесённая неизвестным тупым предметом. Это может быть что угодно. Безделушки сегодня я припрячу до лучших времён. Баба меня не узнает, так как она меня не видела до удара. Потом она была без сознания, да и света мало. А от перчаток я избавлюсь.

Выпитый коньяк сделал своё расслабляющее действие, и Борис успокоился, занявшись повседневной рабочей текучкой. Но вечером сев в машину, он не обнаружил в ней своих кожаных перчаток, в которых был вчера в квартире. Он обыскал всю машину, но они словно испарились. Съездив к Галине и забрав у неё свёрток, он поинтересовался у неё, не брала ли вчера она его перчатки. Услышав отрицательный ответ, и не найдя перчатки дома, расстроенный Борис поехал на дачу, где спрятал драгоценности в хитром потайном сейфе, который был устроен в камине за отодвигающейся его изразцовой облицовкой.

После этого происшествия, Галина стала замечать изменения в отношении Стаса к ней. Несколько раз он как-то таинственно спрашивал её, о том, не хочет ли она о чём-то поделиться с ним. Услышав от Галины отрицательный ответ, он, почему-то всегда становился хмурым и неприветливым. Но Галина, не придавала этим вопросам большого значения, думая, что Стасик, просто ревнует её к Борису. Вскоре он перестал оставаться у неё на ночь, а потом стал всё реже и реже приходить к ней, что для Галины было трагедией.

Ей не хватало Катерины, которая вышла замуж за иностранца, уехала в Испанию и только изредка звонила ей, сообщая о своей прекрасной жизни за границей. А Гале очень хотелось с кем-то поделиться, конечно, не об отношениях с Борисом и общих делах с ним, а о том, как вести себя со Стасом. И когда прозвучал телефонный звонок от Марины, которая сообщила ей о дате приезда в Москву, Галина искренне обрадовалась.

В назначенный день они со Стасом встретили Марину на Казанском вокзале. Галя накрыла стол, и встретила подругу, как принято встречать дорогих гостей. Стас в этот день был на удивление, весёлым и общительным. Посекретничав с подругой, Марина одобрила её переезд.

— Завидую я тебе Галинка, белой завистью. Хорошо у тебя жизнь сложилась. И свадьбу сыграете. И будет у вас всё хорошо. А ребёночка можно и из детского дома взять. Стас у тебя хороший, согласится, — успокаивала подругу Марина.

— А ты не завидуй, вот завтра выйдешь ко мне на работу. Поработаешь пока со мной. Будешь секретарём, а то мне одной уже тяжело справляться, народ, как взбесился, все хотят узнать своё будущее. А потом, как вольёшься в столичную жизнь, так сама свою дорожку найдёшь.

Так и закрутились дни. Завертелась жизнь. Марина и дома за домработницу управлялась и в «Салоне магии», как назвала своё предприятие Галина, успевала ей помочь. Но что-то изменилось в отношениях всех троих, а что Галина никак понять не могла. Она чувствовала всем сердцем приближение беды, только угадать не могла какой. И карты ей показывали измену, но нельзя самой на себя раскладывать, поэтому и не верила им Галина. Не хотела верить ничему плохому, потому, как полюбила Стаса очень. А любовь всегда глаза застилает, очевидного не замечает.

Новый девяносто третий год решено было встретить втроём у Галины дома. То ли шампанское подействовало на Марину и Стаса, но заметила Галина, слишком уж откровенные их взгляды друг на друга. А потом застала обоих целующимися на кухне.

— Хватит из меня дуру делать! Я-то, наивная, думала, что мне всё это кажется, что глазки они друг другу стоят. А они у меня за спиной…

— Галя прости, — Марина подошла к подруге и получила хлёсткую пощёчину от неё.

— Не смей, слышишь, не смей, её трогать, — Стас перехватил руку Галины, не дав ударить её ещё раз.

— Собирайся, и сейчас пойдёшь ко мне, кому я сказал, собирай вещи, — приказал он Марине.

— За что вы так со мной? — Прошептала Галина сев на кухонный диванчик.

— Да ни за что, Галя, любовь не спрашивает, кого любить, а кого нет. Так бывает. Не держи зла, — миролюбиво говорил Стас.

— Прости Галя, но у нас со Стасом ребёночек будет. Я боялась раньше тебе сказать, — Марина заплакала.

— Боялась? Правильно, что боялась, — глядя в одну точку, тихо проговорила Галина.

— Что? Что ты сказала? — Стас в бешенстве нагнулся к лицу Галины, — а ну иди вниз, воздухом подыши, — опять требовательно приказал он Марине.

— Так что ты сказала, — спросил он у неподвижно сидевшей женщины, — послушай меня, что я тебе скажу. Ты хорошо помнишь тот день, когда решила ночью ритуал исполнить? При луне, — Стас зло ухмыльнулся, — а свёрток помнишь, который ты принесла? Так знай, я вам не лох. Кое-что понимаю. И что ты прятала, знаю. Так, что, запомни, то дело об убитой старухе ещё лежит в архиве. Но его всегда можно поднять и возобновить. Если тебе всё понятно, оставь нас в покое, ясно?

— Ясно, — безразлично ответила ему Галина, — уходи, уходи отсюда! — Вдруг истерически закричала она ему.

— Будьте вы прокляты, и пусть будет проклят плод ваш, и семя ваше! — Кричала она в исступлении. Стасом с сожалением махнул рукой и с силой захлопнул за собой дверь.

Несколько дней Галина отрешённо лежала в кровати, где когда-то ей так хорошо было со Стасом. Воспоминания вызывали у неё не слёзы, а злость и ненависть. Она хотела мести.

— Стас меня никогда не любил, раз знал обо всём, да ещё улики собрал и приберёг для подходящего момента, и момент нашёл. Подлец. Я отомщу тебе. Теперь вы все и всему меня научили. Нельзя в этом мире быть добренькой. Моя доброта к вам переполняла меня, она выплёскивалась наружу, я всем вам желала только добра. А вы? Вы своей подлостью убиваете меня медленно и мучительно, разрезая моё сердце на кусочки.

Галина налила себе бокал коньяка и залпом выпила его. Потом ещё налила. Сколько прошло времени, она не помнила, но разбудила её долгая трель дверного звонка. Пробудившись и не понимая, какое время суток, почему она в одежде лежит в кровати, Галина еле добралась до двери.

— Боря! Боренька пришёл. Мой единственный и настоящий друг. Да Боренька? — Она обессилено положила голову на его грудь, но ноги не держали её. Борис подхватил сильно охмелевшую женщину и усадил на диванчик на кухоне.

— Ну, ты мать, даёшь! Я впервые тебя такой вижу!

— А! Ты меня впервые видишь? И ты туда же? Предатель! Да, и ты предатель и Стасик твой тоже предатель и Маринка та ещё тварь! Вы все меня предавали, каждый использовал, как хотел, а потом — всё, не нужна я вам!

Борис стал уговаривать Галину пройти в спальню?

— Ни за что! Ни один предатель отныне не переступит порога моей спальни, — пьяно говорила она, — и ты пошёл вон, рожа твоя предательская.