– Легко сказать, – женщины, к слову говоря, Фрэнка Тротта – главу службы безопасности – любили. Вероятно, их сражала его властная аура и чуть презрительный взгляд. – Ни одна камера не зафиксировала, как он покидал дом. Он просто испарился из квартиры. Но так не бывает. Я найду.

– Найди.

– И не сиди в четырех стенах, а?

– Иди.

* * *

В следующие два дня Марио в полной мере осознал, что означает «гипертрофированный синдром отличницы», – Лана сидела над камнями сутками. Бесконечно упиралась в них взглядом, терла виски, что-то невнятно бормотала, иногда, кажется, ругалась. Она больше не видела его самого – смотрела мимо, – ела только тогда, когда он заставлял есть, забывала допивать чай, не позволяла уговорить себя отдохнуть.

– Подожди, мне кажется…

– Лана, ты перенапрягаешься.

– Я только начала…

Интересно, получи он в свое распоряжение «паузу», вел бы себя так же? Может, «пауза» имела некий побочный наркотический эффект?

Он чувствовал себя официантом. С тех пор как накануне утром еще раз свозил ее в «Амфору» за одеждой, Мо только и делал, что менял тарелки – мыл одни, ставил другие, разогревал полуфабрикаты, заваривал чай. Он бы сбегал в супермаркет за продуктами, чтобы приготовить полноценный обед, но почему-то боялся оставить Лану одну – она казалась ему почти невменяемой. Нет, внешне выглядела обычно, только глаза приобрели лихорадочный блеск и часто замирали, глядя на что-то. Сколько она проводила в «невесомости»? Он не знал. Если раньше в перерывах она приходила к нему с разговорами, расслаблялась, то теперь просто откидывалась на спинку кресла и… засыпала.

Он терпел до вечера. На ночь отвез на виллу – отдохнуть. Теперь терпел второй день – день-близнец, как две капли воды похожий на вчерашний.

Камни Лана постоянно держала в руках – раскладывала их, перебирала, иногда протирала тряпочкой. Она относилась к ним, как к гадальным костям, которые, если разложить правильно, в скором времени предскажут будущее. Нужно только понять, «как» разложить…

– Лана, так нельзя.

– Еще чуть-чуть, ладно?

Мо за нее волновался. С одной стороны, он был рад, что человека не приходилось принуждать, но, с другой стороны, этот самый человек «горел» у него на глазах. Черт, нанял же на свою голову… Серпента, говорил Фрэнк? Да не одна истинная Серпента не прилагала бы столько усилий, чтобы в час «икс» подобрать для него неверный камень. Фрэнк ошибся.

К пяти вечера, когда под ее глазами, словно осыпавшиеся тени, залегли темные круги, Марио едва ли ни силком выдернул Лану из кресла-гнезда, вывел на террасу, усадил в плетеный стул и приказал:

– Не проваливайся!

– Что?

– В невесомость.

– Куда?

– В «паузу».

– А-а-а, ладно.

Над Ла-файей занимался очередной закат. Ярко-синий до того повисший над городом купол окрасился нежным розоватым светом. Лана молчала – не то вновь подвисла, не то просто отупела от усталости; Мо злился. Он мог бы не обращать на нее внимания – занимается, и пусть занимается – ему же на пользу. Мог. Но не мог. Теоретически должен был сам заниматься интересными для себя делами: читать, мастерить из ракушек очередную игрушку – он всегда любил это неподходящее серьезному мужчине занятие и плевал на общественное мнение, – в очередной раз перебрать наверху рыболовные снасти. Мог привести в порядок, даже если не пригодятся… Вместо этого он нервничал, как доктор, под зорким наблюдением которого заболевал очередной пациент.

– Лана, ты горишь.

– Я… нормально.

– Не нормально. Ты уперлась в эти камни, словно одержимая. Они того не стоят.

– Еще как стоят!

Жар в ее голосе в другой момент заставил бы его улыбнуться, но не сейчас.

– Мы в любом случае выберем какой-нибудь. Ты. Или я.

– Я выберу правильный… Марио, я смогу. Нужно только еще чуть-чуть постараться.

– Ты сорвешься, не видишь? Ни в одно дело нельзя нырять так сразу и надолго – захлебнешься. Нужно иногда дышать.

– Я дышу. Но время…

– Время.

Это слово он выплюнул с такой неприязнью, будто оно кололо язык.

– Да, время. У нас осталось восемь дней.

– Вот именно.

– Что… вот именно? Я стараюсь.

Марио смотрел туда, где привычно синел у горизонта океан. Когда-то он хотел превратить свою необъятную лужайку в мини-поле для гольфа. Играл бы по вечерам с друзьями, пытался бы загнать мяч в лунку, потягивал бы холодное пиво. Какие у людей мелкие мечты… Ненужные.

«Восемь дней».

– Их может быть не восемь, понимаешь? Попадется еще один оникс, и будет в запасе месяц.

– Надежда умирает последней.

– Лана…

– Их может быть всего восемь. Если я не научусь различать камни, я могу случайно достать для тебя Цитрин. И тогда пять часов. Всего пять часов…

Зря он объяснил ей таблицу. Пусть бы она думала, что все они дают больше месяца, – не сидела бы теперь бледная, скукоженная и измотанная. Пила бы, как и раньше, сок, болтала бы о планах на будущее, цвела бы. Мо вдруг с отчетливой ясностью понял, что ему этого не хватает – живого человеческого общения. Минут тепла. Моментов «не одиночества». И да, та Лана, которую он знал еще двое суток назад, была для него предпочтительнее – Лана, не страдающая одержимостью «дай-мне-еще-час-и-я-увижу-сияние», но Лана – веселая девчонка. Забавная, смущающаяся, где-то робкая, где-то сильная. Живая Лана.

– Может быть, восемь дней, да, – проговорил Мо медленно и повернул голову в ее сторону. – Но я хочу их прожить.

– Вот и я хочу, чтобы ты прожил. И не восемь…

– Ты не поняла. Я. Хочу. Их. Прожить.

Она сидела застывшая, как изваяние, вокруг ног которого обвивалась ласкаемая ветерком цветастая юбка. Совсем не загорелая, не выспавшаяся, загнавшая себя до изнеможения.

– Что ты имеешь в виду?

– Хочу чувствовать. Не сидеть здесь, мотая срок, как в тюрьме, но гулять. Дышать полной грудью, наслаждаться, ощущать, радоваться. Мне не важно, сколько осталось времени, я хочу его почувствовать.

Его соседка нервно встрепенулась:

– Так иди. Позвони друзьям, позови их в бар, съезди на побережье. Действительно, ты ведь можешь не сидеть. У меня здесь все есть, я справлюсь сама. Камни, еда… Я могу спать внизу на софе, и мне не нужны одеяла…

– Ты перегоришь.

Она вдруг умолкла, нехотя согласилась с ним. Он раздраженно тряхнул головой:

– К тому же… у меня нет друзей.

– Как нет?

– Так. Я всех от себя отогнал, когда… – «когда получил «розетку»». Фраза повисла над тихой лужайкой, которая так и не превратилась в мини-поле для гольфа. – Я хочу попросить тебя об одолжении.