По-моему, это больше, чем отчет о медицинском случае. Это document humain[15].

В любом случае неверно думать, будто невроз или психоз уничтожает религиозную жизнь пациента: болезнь вполне может оказаться не препятствием для веры, а вызовом и стимулом, вызывающим религиозную реакцию. Даже если невроз «загоняет» человека в религию, вера в итоге может стать подлинной и в конечном счете поможет преодолеть невроз. Вот почему неверно априори отстранять людей с невротическими проявлениями от богословской профессии. Библейское обещание, согласно которому истина сделает нас свободными, не подразумевает, что истинно религиозный человек заведомо имеет возможность освободиться от невроза. Но и обратное нельзя считать за истину, то есть свобода от невроза сама по себе вовсе не есть гарантия религиозной жизни. Эта свобода не представляет собой необходимое или же достаточное условие религии.

Лишь недавно у меня появилась возможность обсудить эту проблему с настоятелем монастыря бенедиктинцев, который прославился тем, что к послушникам предъявляет два требования: во-первых, новичок должен посвятить себя поискам Бога, а во-вторых, он должен пройти курс психоанализа. В разговоре со мной настоятель сообщил, что не читал ни строки из работ Фрейда, Адлера и Юнга. Он лишь прошел сам курс психоанализа, целых пять лет. Сомневаюсь, что так уж оправданно настаивать ортодоксально и догматически на индоктринации в рамках одного конкретного подхода в психиатрии, если такая настойчивость основана лишь на личном опыте, а не на медицинской практике. Первый может быть дополнением ко второй, но не в силах ее заменить. Что еще важнее: недостаток психиатрического образования, то есть возможности сравнить одну школу с другой, разжигает прозелитизм среди психиатрических «сект».

В интервью американскому журналу этот настоятель сказал: «С 1962 года, когда у нас началась эра психоанализа, и до 1965-го к нам обратилось сорок пять кандидатов. Одиннадцать из них стали послушниками, то есть чуть более 20 %»{145}. Эти цифры вынуждают меня задать вопрос, сколько человек (а может быть, вовсе ни одного) сумели бы получить профессию психиатра, если бы их вот так подвергали проверке на невротические изъяны. Лично я уверен, что, если бы мы не обнаруживали хоть сколько-то невротизма в самих себе, мы бы не становились психиатрами, потому что у нас не появился бы первоначальный интерес к этой науке. И мы бы не остались в этой профессии, потому что не обладали бы эмпатией, необходимой хорошему психиатру.

Недавнее исследование показало, что «врачи более склонны к суициду, чем люди других профессий» и, что особенно важно, «этот список возглавляют психиатры»{146}. Комментируя высокий риск суицида среди врачей, автор статьи в английском журнале приходит к выводу{147}: «Среди различных специальностей непропорционально большое количество самоубийств приходится на психиатрию. Объяснение может заключается в выборе такой профессии и невозможности соответствовать ее требованиям, если человек становится психиатром по каким-то болезненным причинам». Казалось бы, отсюда следует, что в личном курсе психоанализа наставник должен отговорить такого ученика от выбора психиатрической профессии или по крайней мере помочь ему преодолеть болезненные тенденции. Но увы, все обстоит с точностью до наоборот: «Зловещий прирост самоубийств среди психиатров, скорее всего, связан с господствующим представлением, будто основным требованием является курс личного психоанализа»{148}. И опять-таки процитируем Уолтера Фримана: «Нынешний акцент на личном психоанализе как на условии для карьеры молодого психиатра влечет за собой еще не до конца распознанные угрозы. Есть предположение, что эта попытка заглянуть в бездны собственной личности под силу не каждому, кто ее вынужденно предпринимает».

У меня нет априорных возражений против психометрического подхода к религии или к любым профессиям. Например, исследовательский проект, осуществляемый Джеймсом Крамбо, научным руководителем психологической службы больницы для ветеранов в Галфпорте, Миссисипи, и сестрой Мэри Рафаэль, замдекана по делам студентов доминиканского колледжа Св. Марии в Новом Орлеане (Луизиана). При планировании исследования предполагалось, что воля к смыслу должна быть одним из самых действенных факторов, влияющих на членов монашеского ордена. Для проверки гипотезы выборку сестер Доминиканского ордена, которые, как считается, по самому своему призванию относятся к числу людей с наиболее выраженной волей к смыслу, планируется изучать методом контрастов. Исследователи хотят измерять личностные показатели, изучить структуру ценностей, целеустремленность проверять тестом «Цели в жизни»{149}, а затем группу лучших монахинь сравнить с группой плохо справляющихся послушниц. Ожидается, что лучшая группа проявит в своем поведении те признаки, которые рационально будет истолковать как проявление воли к смыслу, в то время как слабая группа покажет заметный недостаток таких признаков. Предполагается также, что показатели воли к смыслу обнаружат большее расхождение между группами, чем другие личностные переменные, и что включение самого параметра эффективности послушниц приведет к более высокой корреляции между показателями воли к смыслу и показателями эффективности послушниц, нежели корреляция между личностными переменными и показателями эффективности. Доктор Крамбо и сестра Мэри Рафаэль убеждены, что мотив поиска смысла жизни существует независимо или хотя бы в существенной мере независимо от личностных переменных. Если этот исследовательский проект осуществится, они рассчитывают далее измерять волю к смыслу в различных процедурах отбора, а также в психодиагностическом тестировании.

Да, такой логотерапевтически ориентированный подход также и психометрически ориентирован, то есть это количественный подход. Иными словами, он учитывает различные детерминанты. В некоторой степени он основывается на детерминистской концепции человека. Но детерминистская концепция человека не обязательно является пандетерминистской.

В контексте пандетерминистской концепции человека высказывалась гипотеза, что религиозная жизнь в общем и целом определяется фигурой отца. Однако атеизм не всегда удается объяснить как искажение образа отца. Я использовал в одной своей книге{150} соответствующие статистические данные, собранные моими сотрудниками. Наши данные указывают, что религия – вопрос не только воспитания, но и решения.