Вот что записал Михаил в своем дневнике:

«10 февраля 1968 года. 72-й съемочный день.

Все бесконечно осложнилось. 7 февраля умер Иван Александрович. Не выдержало сердце. Картина остановилась. И предложили продолжить снимать картину и закончить мне и Кириллу. А руководить будет Арнштам Л. О. Это чудовищная нагрузка. Но другого выхода нет. Ибо другой режиссер перекорежит картину. И поэтому поручили нам. И самое страшное, что остались самые главные и самые страшные сцены — „Мокрое“ „Суд“, „Иван и черт“. А сейчас мы доснимаем Катерину Ивановну. И „Беседку“. Вот сегодня снимали „Беседку“.

Хватит сил?

Хватит мужества?

Хватит времени?

Хватит понимания Достоевского?

Хватит фантазии?

Хватит смелости?

Устаю.

Сегодня сняли половину „Беседки“. Решили снять и сыграть мягко, детски. Смотрели весь материал. Хороший. И самое главное, интересны философские темы. Плоха Коркошко. I-я сцена — плоха Скирда. Отлично Прудкин. Материал, из которого можно сложить хорошую… Но длинно и иногда утомительно».

Конечно, эта совместная работа сблизила их навсегда.

Надо сказать, что и я знал Кирилла очень давно, еще со времен моей ленинградской жизни. Более того, мы ездили с ним в Москву на заседания комитета по вручению Ленинской премии от кинематографистов. Но в этом комитете нас продержали ровно до того времени, как опубликовали и представили на премию рассказ «Один день Ивана Денисовича».

Уже только сам факт публикации «Ивана Денисовича» произвел эффект разорвавшейся бомбы. Журналы с рассказом передавали из рук в руки, в библиотеках выстраивались очереди из желающих прочитать это сочинение, поскольку то, о чем написал автор, было еще свежо в памяти многих людей.

На обсуждении мы с Лавровым горячо поддержали и проголосовали за это произведение Солженицына. Когда же заседание кончилось и мы уже стояли в очереди за пальто, к нам подошел один из сотрудников комитета и вежливо сказал, что на дальнейшие заседания нам можно не приходить. Таким образом, наше участие в выборах лауреатов Ленинской премии закончилось навсегда. Такие вот были времена.

Забавно, что хотя Ленинскую премию Солженицыну так и не дали, зато спустя какое-то время, получив мировое признание, он стал лауреатом Нобелевской премии.

Нo, конечно, дружба наша с Лавровым на этом не оборвалась, и самым верным подтверждением этого является тайное участие Кирилла в моей картине «Игрок».

Фильм был совместного производства, и потому сдача картины была строго ограничена по времени. Шли последние дни озвучания, и тут, как назло, актер Александр Кайдановский никак не мог вырваться из Москвы на запись. Положение было, честно говоря, отчаянное, к счастью, обо всем этом узнал Кирилл. Как-то вечером, когда я звонил, безрезультатно добиваясь приезда Кайдановского, он сказал: «Да давай без него озвучим». — «Как без него?» — «Ну давай я попробую».

Этот «подлог» до сих пор никем не был обнаружен, и даже Кайдановский так никогда о нем и не узнал и не заметил подмену.

Надо сказать, что в те времена мне, беспартийному, не то режиссеру, не то актеру, никогда бы не доверили съемки за рубежом, да еще и такого совершенно не советского писателя как Достоевский, если бы к тому моменту в верхах не решили, что совместная работа улучшит несколько натянувшиеся отношения между СССР и Чехословакией.

«Игрок» — это моя третья и последняя режиссерская работа в кино.

Все натурные съемки проходили в Чехословакии, а павильоны снимали на родном «Ленфильме». Забавно, что сцены игры на рулетке вызывали неподдельный интерес не только участвовавших в съемках актеров, но и всех окружающих, от осветителей до дирекции, поскольку азартные игры в нашей стране были запрещены почти полвека назад. Но тем не менее удалось найти консультантов, которые нам подсказывали, как все это происходило на самом деле.

Так состоялось озвучание последней сцены фильма. А чтобы скрыть это «преступление», репетицию и озвучание я назначил на самое позднее время.

А это уже фотография из фильма «Чисто английское убийство», который делал на объединении «Телефильм» режиссер Самсон Самсонов.

Съемка каждого объекта готовилась с особой тщательностью, тогда я впервые увидел, что в павильоне заранее стоят три камеры, благодаря которым режиссер получал отснятый дубль сразу с нескольких точек.

Появившись на телеэкране совершенно для меня непредвиденно, фильм пробудил такой интерес публики, что через некоторое время Самсонову предложили перенести этот телевизионный фильм на киноэкран. Конечно, потребовались кое-какие доработки и уточнения, но в конце концов фильм начали демонстрировать в кинотеатрах. А предложение Самсонова явиться в английской детективной истории в роли проницательного доктора Ботвинга было совершенной неожиданностью, поскольку никто и никогда не пытался предложить мне роль иностранца.

Надо сказать, что потом я только раз принимал участие в телевизионном фильме, да и то он был не наш, а болгарский.

Эта многосерийная картина называлась «Сгореть, чтобы светить», действие ее происходит во время Второй мировой войны.

Кстати, в этом фильме в роли танцовщицы снималась моя Гитанна, и это единственная работа, где мы оказались вместе на экране.

А съемки картины подарили нам знакомство с талантливыми, замечательными людьми, и потом мы всем семейством еще не раз бывали в прекрасной, гостеприимной Болгарии.

Как я уже говорил, мне всю жизнь хотелось оставаться в кино актером, а не типажом, приклеенным к своей первой удачной роли. Поэтому предложение режиссера Владимира Мотыля появиться на экране не клепальщиком, не шофером, не солдатом, а князем Трубецким, было замечательной возможностью попробовать себя в совершенно новом амплуа.

Да и еще картина снималась на родном «Ленфильме», поэтому я и сейчас не жалею, что буквально расплатился за эту работу собственной кровью.

Дело в том, что в сцене гражданской казни над головой моего героя ломают шпагу, и то ли от того, что шпага была плохо подпилена, то ли потому, что игравший экзекутора ошибся, шпагу о мою голову сломали по-настоящему, пошла кровь.

Меня повезли к врачу зашивать рану на голове, но зато в картину, конечно, взяли именно тот дубль, где по лицу потекла действительно моя кровь.

Но самое интересное, что потом наши консультанты-историки с восторгом говорили о фантастической точности этого эпизода. Оказывается, сохранились свидетельства, согласно которым 150 лет назад во время гражданской казни Трубецкого произошло буквально то же самое и точно так же из рассеченной головы текла кровь.

Я уже работал но ВГИКе, куда меня в свое время позвал Сергей Бoндарчук, когда Владимир Меньшов предложил мне принять участие в его фильме «Москва слезам не верит».