В досаде пнула ногой стену и тут же взвыла. Боль в ноге сразу отрезвила и прогнала панические мысли.

И чего я так переживаю? Не выгнал же меня Петрович, а мог бы. Но не выгнал. А мог. Значит не все так страшно. И с Верой, которая Ася стало хоть что-то проясняться, и сразу с двумя причем. Нормально все, просто прекрасно. И спать мне больше не хочется, да и вообще не жизнь у меня, а сказка.

В итоге я совсем уж расслабилась, опрометчиво позабыв про поганый нрав препода. А зря.

Ровно в девять сумасшедший профессор выглянул из кабинета и с улыбочкой, не предвещавшей ничего хорошего, пригласил нас внутрь.

Не знаю, на что я еще надеялась, но даже в этот момент не подумала ничего дурного.

Мы кучкой столпились вокруг его стола. Мы — это десять студентов, будущих психологов, хотя почти никто из нас не планировал работать по специальности. Кроме, собственно, меня и Эмки.

— Скажите, котятки, вы верите в судьбу?

Котятки неуверенно закивали, если Петрович спрашивает такие вопросы, значит ждет положительного ответа. Я тоже неуверенно кивнула.

— Молодцы, — кивнул он мне, злорадно ухмыляясь.

— А какова вероятность того, что человек, испытывая судьбу, останется безнаказанным?

Тут я уже точно поняла, что речь идет обо мне.

— Пятьдесят на пятьдесят. — тихо пискнула я.

— Умница, Громова! Садись, пять. Хотя нет… тебе не повезло, судьбу тебе обмануть не удалось. Итак, мои дорогие… Все вы видели, что студентка Громова не посещала практические занятия?

Вот сволочь! Он сразу решил меня отчислить, но решил сделать это не просто так, а прилюдно унизив.

Ребята неуверенно покачали головами, не зная, чего дальше и ожидать. Кто-то укоризненно смотрел на меня, пытаясь понять, что же такого страшного я совершила.

— Я думаю, что вам надо получше подумать над ответами. Четвертый курс как-никак…

Ну вот, он им еще и угрожает.

— А сегодня ночью эта, с позволения сказать. Студентка пробралась в больницу и занималась шпионажем. А это уже преступление. Вы же не хотите стать соучастниками преступления? Лихачева?

— Я! — пропищала тощая Наташка, в волнении теребя куцую косу.

— Что я? Не хочешь, говорю, соучастницей пойти?

— Н-н-нет…

— Ну вот и молодец. Короче, только вякните в ее защиту хоть слово, живо всех сгною.

— Вы сумасшедший, — спокойно сказал я Петровичу в наступившей вдруг тишине.

Петрович кажется даже подавился собственной желчью, так пожелтело его лицо. он медленно, очень медленно и молча подходил ко мне, пока не упёрся мне в грудь. Со всей дури тыкнул пальцем мне прямо в лоб и произнес, брызжа слюной прямо мне в лицо:

— Нет, Громова. Это такие как ты сумасшедшие, раз делают вещи, не думая о последствиях. И такие как ты должны проходить лечение принудительно!

Я отступила на шаг и убрала его палец со своего лба. Демонстративно вытерла лицо платком и процедила:

— Только не у таких, как вы. Вам самому место тут.

Все, прощай работа, прощай универ. Четыре года псу под хвост… и все из-за чего? Из-за того, что не могла свой язык за зубами держать. Дура, Лиза. Лиза дура.

— Пошла вон.

Я медленно развернулась и тут он как заорал:

— Пошла отсюда вон!

Уже у порога я обернулась и громко и отчётливо сказала:

— По вам самому психушка плачет. А ваш неуд я все равно оспорю. И еще… в отделении кто-то намеренно пугает пациентов, обернувшись простыней, ну или чем там. Я еще выведу вас на чистую воду!

И показала обалдевшему Петровичу свой фирменный язык.

— ВОН! — заорал он, но я уже выпорхнула из этой обители зла и понеслась к выходу.

И знаете, такая лёгкость вдруг меня охватила, что я без сожалений сбросила халат, схватила сумку и буквально выбежала за ворота больницы.

Свобода… вот оно счастье! Ни работы, ни рабства… красота!

Денег тоже теперь не будет, образования не будет. Класс!

Присела на скамейку в соседнем сквере и тут поняла, что меня накрывает. Слезы полились сами собой, и я то и дело шмыгала носом, пытаясь их унять. Еще и платок забыла в кармане халата.

Тут как раз и Эмка позвонила и пришлось мне все подробно ей рассказать.

— Не реви. Прорвемся.

— Ага, — всхлипнула я, — прорвешься ты. Куда? Все небось подтвердят, что я ему нахамила. И что на практику якобы не ходила.

— Ой да ладно… еще и не такое случается, думаешь так легко тебя из универа выкинуть? Напишешь объяснительную…

— Да он мне практику не поставит. Сессию не учтет. Ты что, не понимаешь? Не будет он про скандал говорить.

— Мда… ну погоди, тут миллион человек видели, что ты работала.

— Где? В кабинетике? Кто подтвердит-то? Ребята не будут рисковать, точно тебе говорю. Он вообще им угрожал.

— А я тебе говорю, все будет хорошо. Я узнавала, — по интонации почувствовала, что Эмка улыбается.

Я вытерла рукавом мокрые щеки, поднялась со скамейки и потопала в сторону дома.

— Спасибо, Эм. Я рада, что ты у меня есть. Только как бы и тебе не досталось…

Первый раз за последние четыре года, не считая праздников и каникул, я в будний день не должна была никуда идти.

Я теперь человек без работы и без образования. Зато Асю нашла. Но если предположить, что наша пациентка и есть Ася, то, где тогда Вера? Неужели Михалюк и правда ее убил?

Я вскочила с постели. А ведь надо что-то решать. И с Михалюком, и с Асей, да и с работой не помешает. Кое-какие сбережения, невеликие, кончено, у меня еще есть, но надолго их не хватит. Можно, конечно, позвонить предкам, но тогда придется и про универ рассказать, а этого они не переживут. Да и я, кстати, тоже, как выкручиваться буду? Пожаловаться на Петровича первой? Или дождаться его версии событий?

— Успокойся, Лиза, не в семь утра же, — протянула самой себе в зеркало и потопала обратно в кровать, где благополучно проспала до двух часов дня.

Женя позвонил ближе к вечеру, и я как на духу все ему и выложила. И про злого препода, и про Асю, которая Вера, или наоборот, и про работу, а точнее её отсутствие. Рогозин внимательно меня слушал и, наконец, произнес:

— Ну вот что, красавица, собирайся, я через час заеду, вместе что-нибудь придумаем.

На радостях, что хоть кому-то есть дело до всей этой истории, я быстро позавтракала, точнее уже пообедала и понеслась в ванную, чтобы привести себя в порядок.

А уже спустя час Женя подъехал к самой калитке, которую он собственноручно и поставил, и посигналил. Выждала для приличия десять минут и выпорхнула, аки бабочка на встречу своему огню.