Он сел, морщась от боли. Стряхнул с себя пепел кустарника. Текучее марево жара прогнало сладострастные облака — солнце поднялось над миром. Пока Сновидец спал, ему в рот заползли какие-то мелкие насекомые и утонули в слюне. Он выплюнул на песок их потускневшие трупики. Ничего себе завтрак, подумал он.

Боль в голове билась, как сердце гонца, пробежавшего многие мили. Лицо было как древний папирус. Но он все же нашел в себе силы подняться. Колени и плечи пронзила боль — ему показалось, что кости сейчас прорвут кожу, обожженную горячим песком. Ветер оттер его дочиста, отшелушил все детали, истончил связи духа и плоти.

Однако пустыня приберегла и другие сюрпризы. Когда Сновидец поднялся и оглянулся вокруг, он едва вновь не упал на песок — от потрясения.

Прямо перед ним был невысокий холмик — чрево пустыни в родовых схватках, готовое исторгнуть на свет некое тело. Не задумываясь о том, что он делает и зачем, Сновидец приблизился к тому месту, где, по логике, должна была быть голова, и принялся разгребать пелену пепла. Окаменелые гранулы ссыпались вниз, открыв два глаза, намертво запаянные слоем кварца, увлажненного слезами.

Кварц пошел трещинами…

Глаза открылись…

Сновидец отпрянул.

— Линиум, — сказал он со злобой. — Линиум.

Линиум медленно поднялся из своего мягкого саркофага и взглянул на Сновидца. Его суровое, сумрачное лицо, лицо ожившего автомата, казалось каким-то ввалившимся и раскрошенным.

У него изо рта полезли крошечные тараканы — словно струйка живой слюны. Он отплевался, ни на миг не отрывая взгляда от пораженного Сновидца. Теперь, когда черное одеяние Линиума превратилось в лохмотья, Сновидец увидел, что тело его врага почти целиком состоит из сложных протезов. Разрывы на арматуре плоти сочились бледно-зеленой жидкостью с приторно-сладким запахом. Ноги и низ живота представляли собой замысловатые механизмы, которые дергались в извращенной пародии на движение. Иллюзия биологической жизни рассеялась.

— Да, — сказал Линиум, — смотри, Сказитель. Смотри внимательно. Я тебя предупреждал: не отыгрывай эту сцену. Я тебя предупреждал!!!

Сновидец просто стоял и смотрел на поврежденного человека-машину.

— Прости, Линиум, — сказал он. — Я не хотел…

— Твои извинения мне не нужны, — проговорил Линиум хриплым, металлическим голосом. — Теперь все закончится.

У него не было времени на ностальгию. Он угасал, уходил — и забвение уже запечатало его губы, как поцелуй возлюбленной. Его глаза в обрамлении спекшейся пыли горели сосредоточенным пониманием.

Он поднял руку, и с кончиков пальцев потек раскаленный металл, мгновенно застывавший на воздухе. Очень быстро, буквально за считанные секунды, этот нарост приобрел форму грубого подобия пистолета. Линиум нацелил руку в голову Сновидца.

Сновидец закрыл глаза. Хорошего понемножку, подумал он.

Киборг-палец Линиума надавил на курок. Почти ласково, почти нежно.

Порыв ветра… глянцевый жар на песчаных дюнах… ящерка, метнувшаяся за добычей…

Вселенная учащенного сердцебиения…

— Будь ты проклят, Сказитель.

Сновидец открыл глаза.

— Давай, Линиум, прикончи меня, — сказал он очень спокойно. — Ты был прав. У меня ничего не получится. Я не смогу изменить Историю.

— Я уже ничего не знаю, — сказал Линиум натужным, враз постаревшим голосом.

А потом вдруг расслабился. Опустил руку, и пистолет втянулся обратно в пальцы.

— Слушай, Сказитель. И слушай внимательно, — медленно проговорил он.

Потом помолчал и добавил:

— Посмотри мне за спину и скажи, что ты видишь.

Сновидец сделал, как его попросили. Его губы сложились в улыбку.

— Круг, — сказал он. — Должно быть, я сам сделал немалый круг.

Линиум поморщился от боли:

— Помоги мне дойти до Круга. Быстрее.

Сновидец встал на колени и помог ему сесть. Стряхнул остатки песка с его лица и губ. Все тело Линиума было вывихнуто и изломано. Сновидец не знал, как остановить эту зеленую жидкость, которой истекали протезы его врага. Наверное, теперь уже бывшего врага.

— Да, неслабо тебя, — сказал он.

Линиуму было как будто все равно.

— Помоги мне добраться до Круга, — выдохнул он раздраженно. — Разговаривать будем потом.

— Из меня что, плохая сиделка? — язвительно проговорил Сновидец. — Я только надеюсь, что ты опять не исчезнешь на самом интересном.

— Ладно, уговорил, — сказал Линиум.

Сновидец помог Линиуму подняться на ноги.

— Ну вот, — сказал он. — Сможешь идти?

Линиум застонал.

— Меня ноги не держат. — Он помолчал и спросил: — А что ты потерял в этот раз?

— Потерял?

— Слушай, Сказитель, пора уже обращать внимание на то, что тебе говорят умные люди. Если ты хочешь выбраться отсюда живым и спасти свой инфернальный мир… Книга, придурок. Ты ее уронил. — Он тяжко вздохнул. — Я не могу делать все за тебя.

Сновидец беспомощно огляделся.

— Где она? Я не вижу.

— Вот она. — Линиум указал пальцем, и из пальца вырос пистолет. — Черт, — выругался Линиум, встряхнул рукой, убирая оружие, и указал снова. — Вот она, там…

Сновидец подошел к маленькому круглому холмику, разгреб песок и поднял книгу. Он уже собирался убрать ее в карман, как вдруг заметил, что обложка переменилась. Теперь на ней была изображена Сенида в окружении своих Сирен. Сновидец с тревогой взглянул на Линиума, но не успел ничего сказать, потому что Линиум заговорил первым:

— Она изменилась, да?

— Да.

— Сенида?

— Да.

— Плохой знак, — сказал Линиум. — Очень плохой.

В резком солнечном свете капельки пота у него на лбу блестели, как крошечные хрусталики. Он казался каким-то странным, нездешним существом — как будто природа, когда создавала его, и сама не была до конца уверена, зачем он ей нужен. За этим избытком синтетических материалов еще скрывалось что-то человеческое. Например, сила воли, которая только подчеркивала его смертность. Смертность — как состояние, свойственное всякой живой материи.

Происхождение Линиума оставалось загадкой для всех. Но достоверно известно, что уже в двадцать пять лет он считался самым одаренным на свете физиком и не признавал никаких законов. Это было опасное сочетание: блестящий ум и ненасытная страсть к приключениям. Его интерес к Технологии Духа несколько раз едва не стоил ему жизни. Но ему каждый раз удавалось вернуть свой Дух-Код обратно в Исток. Как именно — никто не знает. И так продолжалось до той знаменитой эскапады, когда все сразу пошло не так.