Прямо на обложке, под названием произведения, карандашом было нацарапано.

“Поговорим? Приходи".

— Да чтоб вам всем сдохнуть, а не только инженеру. — С чувством сказал я надписи на книге.

Просто следующей строчкой значился адрес. Адрес моей гостиницы, ее название и цифры, которые висят на двери моего номера.

Глава 13. В которой я и память начинаем сотрудничать

— Вас что-то беспокоит?

Я посмотрел на Комарову, которая сидела рядом, на пассажирском сидении. Она задала наиглупейший вопрос. Прикалывается, что ли? Несколько секунд молчал, думая, как бы ей ответить. Так, чтоб без мата. И так, чтоб не рассказать правду.

— Меня, Александра Сергеевна, все беспокоит. Сильно. А Вас? Нет?

Комарова надулась и уставилась в окно. Вот иногда мне очень нравится ее игра в "молчанку". Крайне полезная штука, если надо подумать.

Мы ехали в сторону завода. После этой чудесной книги с не менее чудесной надписью, которую явно оставили специально, я еще сделал несколько кругов по дому, но ничего интересного больше не нашел. Вернулся в спальню. Постоял, подумал. А потом плюхнулся на кровать. Она тут же просела под тяжестью моего веса.

Я откинулся назад, облокотившись спиной о стену. Закрыл глаза. Не знаю, как мне это вообще пришло в голову. Просто показалось, можно попробовать. Как-то же чертова память включается. Хоть убей, но есть ощущение, картинки и воспоминания приходят не просто так. Не произвольно, как я думал изначально. Есть система. Есть. Ее не может не быть. Такое ощущение, что воспоминания появляются, когда я оказываюсь в той же ситуации, что и Максим Сергеевич. Дублирую ее.

И вот только закрыл глаза, расслабившись, в башке моментально что-то щелкнуло. Сработал тот самый тумблер. Я действительно был в этом доме. Вернее, Беляев был. Точно. Видел сейчас спальню его глазами. Напротив, за столом, сидел Маслов. Уставший, измученный и сильно огорченный.

— Я не понимаю, зачем Вам это? — Инженер покачал головой.

— Вы и не должны понимать. Просто делайте, что говорю. Вот и все. Вы же умный человек, Лев Иванович. Со всех сторон и во всех аспектах. Знаете, есть выражение, жертвовать малым ради бо́льшего. Вот у нас с Вами сейчас такая ситуация.

— Говорите, прямо как он. — Маслов усмехнулся.

— Виктор Николаевич тоже был умнейшим человеком. Вы же общались с ним лично. Знаете. И знаете, как он относился к своей службе. Кто остановит врага, если не мы?

— Знаю. И Вы с Виктором Николаевичем общались лично. Но его прекрасно понимал. Вас все равно не могу понять. Я вынес чертежи, как велели. Дальше что? Долго сидеть в этом доме? Анна нервничает. Спрашивает постоянно. Задает вопросы. А я не могу объяснить ей ничего.

— Правильно. И не надо объяснять. Представляете, как Анна Степановна расстроится, когда узнает, что именно ее использовали, дабы подобраться к Вам.

— Представляю. Но они лишь только подобрались. Сбежать и спрятаться вместе с секретной информацией велели Вы. Они вообще пока ничего не требовали. Просто сказали, что знают про Анну. — Маслов поднялся со стула. Подошел к книжным полкам. — Значит, говорите, надо оставить сообщение?

— Конечно. Они обязательно узнают, где Вы. В этом и суть. Надо, чтоб узнали. Придут. Хотя, скорее всего, лучше использовать единственное число. Сложно сказать пока, сколько человек задействовано. Я предполагаю, что конкретно руководит кто-то один. Но у нас есть время. Думаю, можно ждать ночью. Или завтра. Раньше не появятся.

— Я сейчас вроде приманки? Вы остановитесь, где всегда? Этот адрес указать? — Инженер вынул одну из книг, потом взял карандаш, который лежал тут же, и принялся что-то писать на обложке.

— Все верно, Лев Иванович. Все верно…Наш друг Игорь Ведерников, так любезно предоставивший Вам место для укрытия, вечером донесет, кому нужно. Вы поймите, если история с диверсией выйдет громкая, мы сможем избежать гораздо более серьёзных проблем. Это первый момент. Второй — враг в любом случае близко. Ваша работа интересует их. Несомненно. Но в гораздо меньшей степени, чем остальное. Не переживайте, думаю, скоро все закончится. Я оставлю Вас сейчас, поеду обратно в город. Завтра мне нужно официально обозначить свое присутствие на заводе. К вечеру навещу снова …Ну, и на всякий случай, буду поблизости до утра. Потом мы Вас переправим в другое место. Там уже никто не найдёт. Анна Степановна приедет следом. Не волнуйтесь…Как только решим проблему, Вы вернетесь и снова приступите к работе. Но только после того, как все закончится. Не думаю, что потребуется много времени…

Картинка пропала. Так же внезапно, как и появилась. В моей башке снова стало пусто. Я резко открыл глаза и оторвался от стены. Несколько минут тупо пялился в пустоту.

— Твою мать…Максим Сергеевич реально здесь был…

По уже устоявшейся, но весьма хреновой традиции, сказал это сам себе. Просто надо было произнести вслух. Вообще, конечно, то ещё удовольствие жить вместо другого человека. Тем более, такого, как этот мутный Беляев. Тем более, когда бо́льшую часть его прошлого не знаешь вообще.

Комарова…Если бы она не явилась вечером к Максиму Сергеевичу со своими, блин, шпионскими игрищами, он бы ночь провёл рядом с Масловым. Как и планировал. Она просто помешала ему. А потом вообще ухандокала к чертям собачьим.

На следующий день должны были отправить инженера в другое место. Маслов остался бы жив. И еще…Чертежи вынести велел Беляев. Сам. Сам Максим Сергеевич устроил эту хрень на заводе. Его беспокоило на самом деле что-то другое. Что-то гораздо более важное. Комарова? Может быть…А может и не быть. По крайней мере теперь хотя бы понятно, что надпись на книге оставил Маслов. Потому что так велел Беляев. Он думал, что успеет увезти инженера…

Я собрался встать с кровати, но как только попытался подняться на ноги, в голове снова взорвался фейерверк. Аж прострелило до самых пяток. Отвечаю. В этот раз все было сильней, чем обычно. Понеслись совсем другие картинки и волной нахлынули мысли Максима Сергеевича.

Он встречался с Ершовым. До его гибели. Как раз, буквально перед ней. За пару месяцев, судя по воспоминаниям. Эту первую и единственную встречу помнил хорошо. И почему-то она всплыла в его голове именно здесь. В дачном домике. Когда беседовал с инженером Масловым. Видимо, навеяло, потому что они оба говорили про Виктора Николаевича. Причём, я уловил эмоцию грусти. Максиму Сергеевичу было жаль Ершова. Искренне. Хорошее впечатление осталось у него от их встречи.

Он думал