Ровно через месяц моей московской жизни она была готова оказать мне посильную и действенную помощь.

– Короче, так. Если в твоих планах нет тлетворно действующего на тонус лицевых мышц безделья – устраивайся на работу. Одно место я тебе нашла, очень хорошее. Только через знакомых и удалось узнать о нем.

– И что же надо делать?

– Все. Работы много, денег мало. Но светской жизни и внимания прессы предостаточно. Честно скажу, на такую работу соглашаются молодые художественно образованные девушки. Ну, чтобы и тусоваться, и денежку иметь, ну, и, конечно, трамплин это такой своеобразный. Я подметила, что очень быстро такие девицы, поработав, вскорости открывают свои галерейки…

«Внимание прессы мне не нужно! Да и «галерейка» тоже…» – подумала я… Но воздух Москвы уже попал в мои легкие. Я уже поняла смысл этой круговерти бульваров, этих запутавшихся в прошлом и настоящем улиц, мне была приятна многолюдная анонимность, но, что важнее всего, здесь невозможно ничего не делать. Мой любимый родной Питер, город утонченный, щегольской, несмотря на свою пасмурную бледность, мог себе позволить гордую праздность и принципиальную бедность. Движение «жизненных соков» в нем было не таким будоражащим, не таким едким, и Питер допускал «размышления под сенью струй» как сознательную позицию и образ жизни. В Москве не хотелось быть бедным, безработным, несчастным. Москва была словно ярмарка, где каждый мог выиграть лакомый пряник или калач.

По всей видимости, в тот момент, когда я принимала решение об отъезде из Питера, надо мною загорелась звезда. Не очень, может быть, счастливая, но яркая, освещающая мой трудный путь. Иначе чем волшебным расположением небесных светил я не могу объяснить то обстоятельство, что в Москве мне повезло дважды. Во-первых, я все-таки нашла хорошее жилье (со второй попытки, правда), и, во-вторых, меня взяли на интересную работу. Моя извечная любовь к неожиданным поворотам был вознаграждена.

Собеседование в галерее, куда меня сосватала подруга, проходило долго. Немолодому, похожему скорее на повара, чем на любителя живописи и страстного поклонника современного искусства, мужчине не давал покоя мой внезапный отъезд из Санкт-Петербурга.

– Вы искусствовед, у вас были статьи… Вы же работали где-то… – удивлялся он подозрительно.

– Работала, но… так, по договору, по соглашению… – говорила я. Меньше всего мне хотелось объяснять, что уехала я по семейным обстоятельствам. Я вообще никогда не любила это выражение. Мне казалось, что это звучит как диагноз. «По семейным обстоятельствам» – «Вследствие долгой и продолжительной болезни!». Но галерист не унимался, а я очень хотела получить эту работу.

– Я развелась. Уехала.

– Ах… – Человек запнулся, будто бы и нельзя было догадаться, что причины бывают и такого свойства. – Ну, выходите на работу в понедельник. Хотя людей не хватает, выставка на носу, в воскресенье приедут картины, будет чем здесь заняться. Мы все будем работать.

– Конечно, я приеду в воскресенье.

Я не вышла, а вылетела, как вылетают галки из-под крыши дома. Мне казалось невероятным все, что со мной происходило. От подруги я переехала в неплохую квартиру, а уже через три дня выхожу на работу.

Я любила мыть окна. Нехитрое занятие, которое возвращало хорошее настроение энергичными движениями – попробуйте мыть окно медленно и тягуче? Мыльная пена, потоки воды, после которых стекло становилось словно жидким, чистый скрип и, наконец, лучистый слепящий прямоугольник, глядя на который удивляешься, почему не помыл его раньше. Я любила это занятие и сейчас с удовольствием оглядела результаты своей работы. «Вот, теперь я повешу занавески, потом пару картинок. Хорошо, что я их с собой взяла из дома!» – я присела, чтобы передохнуть.

Квартира была небольшой и чистой. Договорившись с хозяевами и въехав сюда, мне оcтавалось только помыть окно, выходившее на Чистопрудный бульвар. «Вам повезло. Здесь за такие деньги снять жилье невозможно. Мы торопимся – надо уезжать, времени на поиски приличного жильца нет», – объяснили мне мое арендаторское счастье милые хозяева. Я была совершенно согласна – история с предыдущей квартирой меня не напугала, но заставила быть внимательной к деталям. Ту, прошлую, однокомнатную квартиру у Савеловского вокзала показывала крепенькая бабулька.

– Живи, сколько надо, договор этот нам с тобой не нужен, что мы…

– Нет, лучше с договором, – отвечала я. – А вы где будете жить?

– Я? На даче. У меня хорошая дача, теплая…

Бабулька уехала на дачу, а я неделю отмывала старческую квартиру. «Ну, ничего удивительного – стариковские глаза ничего не видят, руки плохо слушаются!» – успокаивала я себя, вывозя мешками мусор и замачивая в хлорке детали газовой плиты. Наконец, чистота была восстановлена. Я прикупила кое-что из домашнего текстиля и дополнила штрихами интерьер.

Август пролетел незаметно – у меня было много поездок, разговоров, собеседований. Возвращалась я поздно, усталая, укладывалась на вычищенный и простиранный «ванишем» диван и засыпала. Однажды утром меня разбудил и напугал шум на кухне. Осторожно сжав в руке том энциклопедии по архитектуре – под рукой ничего более внушительного не оказалось, – я пробралась на кухню и обомлела – там, за отчищенным столом, пила чай хозяйка.

– А… Вы что, приехали? – удивилась я.

– Жить приехала, – невозмутимо ответила та.

– А я как же? Вы же всю квартиру сдали?!

– Ну, хочешь, диван занавесочкой отгорожу… Но плата останется той же! – хитрая бабка щедро отрезала себе моей колбасы.

– Да, бывают такие истории, – смеялись потом в агентстве, – бабки считают себя умнее других. Не волнуйтесь, мы с ней разберемся!

С бабкой разобрались – заставили опять уехать на дачу и дать спокойно дождаться мне нового варианта. Моя московская приятельница, которая приняла участие в моих делах, забеспокоилась, напрягла знакомых, и уже через месяц я жила на Чистых прудах.

Москва сделала свое дело. Увлекая хлопотами, изнуряя расстояниями, соблазняя возможностями, она лечила от душевных невзгод. В этот город я уже приехала готовая к переменам, новая обстановка лишь усилила эту готовность. Работа увлекла меня новизной, а знакомства с большим количеством новых людей были словно прохладный освежающий воздух. Что самое интересное, с Сашей мы почти не общались. Изредка перезванивались, как бы убеждаясь в существовании друг друга в этом огромном городском пространстве. В разговоре мы обещали друг другу встретиться: «обязательно, на следующей неделе», «в выходные, точно, совершенно точно!». Но проходили дни, недели и даже месяцы, а мы не спешили увидеться. Иногда среди дневной суматохи я вспоминала о нем, что-то похожее на обязательство меня дергало, но очень быстро отпускало. Очевидным было, что жизни у нас разные, а в нашем прошлом была такая концентрация душевных переживаний, что один внешний вид друг друга невольно напоминал нам о них. А ведь именно от этого мы оба и сбежали в Москву.

Для того чтобы почувствовать себя успешной, достаточно похудеть. На «новое тело» и платье садится лучше, и движения твои более ловкие, и легок шаг. И в разговоре с незнакомым гостем – любителем искусства ты чувствуешь себя умнее (хотя, подумать только, какая связь!). В Москве я похудела, хотя и в Питере не могла назвать себя толстой. Я превратилась в тростинку сорок второго размера. Моя подруга ехидно советовала одеваться в магазине «Детский мир», а я, наблюдая за собой в большом зеркале, отмечала некую художественную утонченность, чем очень гордилась. Счастливое выражение лица, стройность фигуры помогали мне обмануть время и людей. Очень приятно стало слышать обращение «Девушка!», хотя само по себе оно меня всегда раздражало своей неразборчивостью.