Про современное авангардное искусство не писал только ленивый и тот, кто очень бережет свои нервы. Защищать или нападать на условность всегда утомительно, для этого надо иметь особый склад ума, характера и такое редкое качество, как чувство юмора. У меня все это было в дефиците, а потому я относилась к предметам и картинам, выставленным в нашей галерее, как к товарам хозяйственного магазина. Что-то было очень утилитарное в гвоздях, приколоченных к холсту, бечевке, лампочках, кусках пластилина и замазки, из которых состояли некоторые экземпляры. Чисто живописных работ было немного, но и они были какими-то «оформительскими», то есть, на мой взгляд, некрасивыми, но полезными в хозяйстве. Если серьезно, то после очевидной смысловой наполненности романских архитектурных черт и принципиальной значительности высокой готики все условности современного авангарда мне казались шарадой массовиков-затейников. Свое мнение я держала в тайне – и художников не хотелось обидеть, хотя многие из них стали весьма успешными, и работу не хотелось терять. Тем более что я неплохо справлялась со своими обязанностями. Директор галереи Сергей Леонидович, тот самый, похожий на повара, предложил мне попробовать себя в торговле.

– Платить много я вам не могу. Сами понимаете, только открылись, опыта у вас мало, вечный кризис на дворе, ну и так далее. – Он описал рукой дугу, подчеркивая масштабность невзгод, которые ему мешали тратить на меня деньги. – Но вы ведь можете хорошо зарабатывать сами…

– Как это? – искренне удивилась я.

– Ну, продадите картину – ваши десять процентов. Цены у нас не самые маленькие, так что…

Вот это «так что…» меня и подстегнуло. «Мне повезло в третий раз – попался нормальный человек, который разрешает свободу действий», – подумала я и дала согласие. Просидев над книжками по современному искусству, я набралась терминов, узнала много новых имен, научилась сравнивать манеры и стили. На первой же большой выставке я решила попробовать себя в качестве арт-дилера.

Мероприятие обещало быть громким. Пресс-секретарь галереи расшибся в лепешку, и теперь мы ждали корреспондентов сразу с трех телеканалов. Еще обещал быть человек из министерства и двое из посольства. Был накрыт стол с шампанским и легкими закусками, а рядовые посетители уже за минут сорок до начала кружили по близлежащим улочкам. Я приехала рано утром, привезя в чехле платье и туфли на каблуках. Прическу я сроду не делала – не из чего. Короткая стрижка в Москве стала еще короче, полностью обнажив шею, уши и делая меня похожей на актрису-травести. Я себе нравилась, но больше всего нравилось то, что сейчас я запросто могу переменить свою жизнь – могу научиться торговать картинами, устраивать выставки, проводить экскурсии. Внутри меня поселилось маленькое счастье от возможных маленьких побед. Ничто меня не тянуло назад, воспоминания о Питере не исчезли, но потускнели и приняли форму чего-то неясного и тяжелого. Так много в той жизни всего непростого, что оно перемешалось, превратившись в массивный бурый ком, как будто бы ребенок смешал разом все цветные палочки пластилина. Я старалась этот ком не трогать, чтобы не испачкать свою московскую жизнь.

Свою жертву я приметила еще издали. Ледогоров, владелец огромной строительной компании, появился одним из первых. Не знаю, зачем мне понадобилось ставить свой первый коммерческий эксперимент над человеком, который терпеть не мог все эти «инсталляции», перформансы, странные полотна с кусками газет (выдумка старая как мир, но тем не менее часто эксплуатируемая), приклеенными стаканами, оловянными кружками и прочей утварью. Наверное, мною двигало все то же желание испробовать что-то сложное, плохо поддающееся.

– Добрый вечер, Семен Матвеевич, – поприветствовала я его. Спутница Ледогорова, бессловесная дамочка, войдя, сразу же повернула в сторону накрытого стола. «Отлично!» – обрадовалась я. У меня всегда было подозрение, что лидером в паре является именно дама, внешне скованная и тихая.

– Да уж, – со значением пробасил Ледогоров, – добрый.

Он оглянулся, и его взгляд уперся в стену с грязными пеленками.

– «Истоки», автор Маркелов. Семидесятые двадцатого века. Ну, помните, Большая Грузинская, осенняя выставка. Высоцкий там пел, – небрежно кивнула я в сторону пеленок, искусно впечатанных масляными красками в серый холст.

– А вы, стало быть, помните? – с усмешкой спросил умный Ледогоров.

– Нет, конечно. Но читала.

– А я даже не читал. Но то, что видел в книжках, было намного лучше. Красивее.

– Вы любите красивые картины, я это уже поняла. Но тогда что вы хотите найти у нас, в нашей галерее?

– Здравый смысл. Я, видите ли, оптимист и всегда надеюсь. У вас приятно, но с картинами беда. Все надеюсь, что однажды вы поменяете концепцию или кто-нибудь из ваших, еще здравствующих, авторов напишет букет обычной сирени. Ну, знаете, так, чтобы цветочек к цветочку и тот счастливый, с пятью лепестками, сразу бросался в глаза. Вот если такое будет – куплю сразу. За миллион рублей. Обещаю вам.

– Ну, это скорее не приобретение, а поступок. Акт, жест и прочее.

– А хоть бы и так?! Чем он плох?

– Всем хорош. Не могу не согласиться. Я бы тоже здесь ничего не купила. Просто из принципа. – Я незаметно посмотрела, не появилась ли спутница Ледогорова на горизонте.

– А у вас что за принцип?

– Не люблю, когда дурачат. Морочат голову когда, тоже не люблю. Я – архитектор. Вы же понимаете – стройность, расчет, мысль. Все очень продуманно, реально, практично. Можно любоваться, можно пользоваться.

– Да, вам здесь не просто! – Ледогоров посмотрел на меня внимательнее.

– Работа. Но все равно иногда примеряешься – купил бы, не купил бы, хотел бы в доме повесить, не хотел бы.

– Это да. Я, кстати, тоже иногда этим балуюсь. Вот, например… – Ледогоров обернулся.

– Пеленка, – услужливо подсказала я.

– Не приведи господь! – Ледогоров чуть ли не перекрестился.

– А с другой стороны, на контрасте можно сыграть. На общем классическо-реалистическом фоне такая вещь будет вполне забавно смотреться.

– Но не платить же за «забавно» такие деньги!

Я даже не ожидала, что он так быстро сдастся. По всем приметам торгов, когда покупатель заговаривает о цене, начинает ее обсуждать – это, во-первых, означает, что он располагает суммой для покупки и, во-вторых, реально взвешивает «за» и «против» возможной сделки. И теперь только от продавца зависит результат. Очень важно не давить, не настаивать, а подвести клиента к тому, чтобы он сам принял решение.

– А какие «такие»? – Я изобразила удивление такой мелочностью собеседника.

– Ну, поди тысяч пятьсот? – Ледогоров уже полностью повернулся к «пеленке».

– Двести. Это только потому, что родственники спешат продать, уезжают.

– Это цена художника «второго ряда» девятнадцатого века. Ну, допустим, за этюд, маленький пейзажик. Хотя вы правы, при нынешних аппетитах двести – это действительно не так много…