Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В общем, да. Я обручен.
– Тогда почему она не гладит вам рубашки?
– А вы бы сами гладили рубашки жениху, если бы были помолвлены?
– Я скорее умру. Но я не собираюсь замуж.
– Отлично, значит, с этим разобрались. Садитесь в мою машину.
Бет позволила ему отвести себя к машине и усадить на пассажирское сиденье. Она очень устала и, наверное, была слишком пьяна, чтобы вести. Особенно под пристальным взглядом копа. У нее и так хватает неприятностей с полицией.
– Чем она занимается? – спросила она Блэка, когда он устроился на сиденье водителя и захлопнул дверцу.
– Кто?
– Ваша невеста.
– А… – Он повернул ключ зажигания. – Она педагог.
Бет откинулась на сиденье и принялась разглядывать Блэка. Забавно, что теперь она его допрашивает, а не он ее.
– И что она преподает?
– Она воспитательница в детском саду.
Бет рассмеялась:
– Вы встречаетесь с воспитательницей?
Блэк напрягся. Они уже выехали с парковки.
– А что в этом плохого?
– Вы действительно думаете, что из этого что-то получится?
– А почему бы и нет? Мы любим друг друга.
Бет его слова не убедили, хотя она понимала, что абсолютно ничего не знает о любви. У нее перед глазами был лишь один пример – родители.
– Она педагог, а вы детектив.
– Кажется, мы это уже выяснили.
– Вы работаете допоздна. Занимаетесь погибшими людьми. И даже не можете рассказать ей о своей работе. Вы видели тех мертвых мужчин.
Блэк снова напрягся, и она поняла, что да, видел – и на месте преступления, и потом, на столе в морге.
– Господи, Бет, вы меня удивляете, – сказал он, но это не было комплиментом.
Бет облизнула губы и почувствовала водочный вкус. Никто ее не любит. Она привыкла. Она красива, богата, привлекательна, но каждую ночь спит одна, а все, с кем она когда-то была знакома, рассказывают журналистам о том, что считают ее убийцей.
– Вы пьете? – спросила она Блэка.
– Иногда немного пива.
– Бокал вина на Рождество.
Бет вспомнила бар у родителей, забитый алкоголем от пола до потолка. В детстве все эти бутылки казались ей шикарными – черные, коричневые, зеленые, с яркими этикетками. Мать всегда была не прочь выпить, но после смерти Джулиана это пристрастие вышло из-под контроля – каждый день она начинала с утра и не могла остановиться. Мать довольно быстро опустошала бар, и Бет следовала ее примеру. И еще таблетки… Мать принимала те таблетки.
Свернув в сторону, Блэк поехал наверх, в сторону погруженного в темноту района Арлен-Хайтс. Здесь, за городской чертой, темнота была полной – ни уличных фонарей, ни света фар.
– Знаете, – сказал Блэк спокойным голосом, – мы с вами в машине одни, и наш разговор неофициальный. Вы ничего не хотите мне рассказать?
Внезапно ее охватила ярость. Безумная ярость. Неужели он решил, что она поведется на все это: на его красоту, на предложение подвезти, на его благородство по отношению к одинокой девушке посреди ночи? А потом она поняла.
– За мной следили не вы. – Ее голос звенел от злости. – Это был кто-то другой, один из ваших подчиненных. А когда он увидел, что я вхожу в бар, то вызвал вас.
Детектив Блэк молчал.
– Вы приехали и отпустили его домой, – сказала Бет. – Потому что хотели поговорить со мной наедине. Вы подумали, что это шанс – я одинока и пьяна. Вы сможете меня очаровать, заставить почувствовать себя особенной, почувствовать, что мы друзья. И я заговорю.
– Вы меня неправильно поняли, – возразил Блэк.
– Нет, правильно.
Бет злилась не только на него, но и на себя – за то, что поддалась его чарам, пусть и на минуту. Рэнсом убил бы ее, если бы увидел. Он сотни раз повторял ей, что нельзя говорить с копами наедине, что они опасны.
– Выпустите меня из машины, – сказала она.
– Бет, я вас не выпущу, – твердо ответил Блэк.
– Остановитесь!
Она схватилась за ручку двери. Выпрыгивать из движущейся машины она не собиралась, по крайней мере так ей казалось. Но она была до того пьяна, что эмоции вышли из-под контроля и скакали в голове, словно шарик для пинг-понга.
– Там темно, хоть глаз выколи, и опасно. – На скулах у Блэка вздулись желваки. Теперь он тоже разозлился, но скорость не снизил. – Мы в самой глухомани. Я не остановлюсь и не позволю вам выйти. Отвезу домой.
Бет грязно выругалась, чтобы шокировать его. Потом повторила ругательство еще раз десять, и это слово как будто заполнило салон автомобиля. Мужчинам не нравилось, когда она так ругалась. Женщинам тоже, но гораздо забавнее шокировать мужчин, смотреть на их лица и наблюдать, как меняется их отношение к ней. А оно всегда менялось. Даже у красавчиков, у тех, кто начинал смотреть на нее с интересом, – их отношение менялось точно так же, как и у всех остальных.
Детектив Блэк молча ждал, пока у нее закончится истерика. И заговорил только тогда, когда она, обессиленная, откинулась на спинку сиденья.
– Я уже говорил вам, что вы все неправильно поняли. Я не загонял вас в ловушку. Я хотел вас предупредить.
Опьянение прошло. Бет чувствовала себя абсолютно трезвой, но в голове пульсировала боль, а горло саднило от крика. Снова захотелось напиться. Силы ее оставили, и ей больше не хотелось смотреть на Блэка, потому что чем больше она на него смотрела, тем сильнее становилось искушение пригласить его в дом – просто чтобы увидеть его реакцию. Она ощутила тонкую, как волос, ниточку возможности – что он примет приглашение и пойдет с ней, хотя все это неправильно и у него есть эта воспитательница. Может быть – всего лишь может быть, – он разрушит свою жизнь ради нее. Она чувствовала эту возможность на кончике языка, и хотелось ее сплюнуть.
– Послушайте, – сказал Блэк, не дождавшись ответа. Он не подозревал о буре, которая бушует в ее уставшем мозгу. – Дела у вас неважные. Это я вам говорю как профессионал. Вы понимаете?
Она попыталась сосредоточиться.
– Меня арестуют.
– Похоже. Вы единственная подозреваемая, а кого-то нужно арестовать. Общественность требует обвиняемого.
Бет снова разозлилась, потому что поняла тайный смысл его слов.
– Вы не верите, что это сделала я.
– Целую неделю я просыпался по ночам и думал, пытаясь во всем разобраться, – ответил Блэк после секундной паузы. Он словно обращался к самому себе, а не к ней. Они уже добрались до Арлен-Хайтс и ехали по темным извилистым улочкам. – Я не могу понять, зачем вам убивать двух случайных людей. И почему я в это не верю и в то же время верю. Когда я смотрю на вас,