Уже не надежда, а утверждение. Утверждение, подкрепленное тут же показом.

И он показывал действие своего прибора, выражаясь технически, «в режиме сигналов».

Приемник был смонтирован для этого случая на легкой переносной подставке. Попов удалялся с ним в разные углы комнаты, и оттуда звоночек сообщал своим треньканьем о принятых сигналах. Та-та-таа, та-та-таа… — выводил Рыбкин за столиком на вибраторе мелодию коротких и длинных посылок. Трень-трень-трррень… — эхом отзывался звонок приемника. Рыбкин менял мелодию посылок, и приемник менял соответственно порядок ответных трелей. Работа в режиме сигналов. Точно, как по нотам. Разумеется, если он вдруг не принимался капризничать, если его не приходилось понукать, приводить в чувство щелчками или легкой встряской. Ведь оно было так еще непрочно, зыбко, это первое устройство беспроволочной сигнализации, что надо было обладать большим умением и искусством, чтобы извлекать из него нужное действие.

Попов подошел к двери библиотеки, открыл ее и сказал, указывая в глубь коридора:

— Мы уйдем туда.

Двое служителей осторожно понесли приемник по коридору. Через переходы Минного класса, в другой конец здания. Попов шагал рядом, высокий, прямой, весь сосредоточенный на этом опыте. За ним следовало несколько человек из наблюдателей. И с ними адмирал в качестве самого почетного зрителя, со всем своим окружением.

Наконец в крайней комнате остановились. Тут предстояло прибору пройти последнюю ступень сеанса сигнализации. И он отсюда также откликался на то, что посылал Рыбкин из библиотеки. Одно за другим. Трень-трррень… В режиме сигналов.

Демонстрация закончилась.

Адмирал стоял над приемником, чуть расставив ноги по флотской привычке.

— Так, так… — повторял он как бы про себя. — А можно ли сюда приладить… ну, что-то вроде телеграфного аппарата… — повернулся он к Попову.

— Разумеется, — ответил тот коротко. — Тут нет никакого препятствия.

Он не раз думал об этом. Присоединить к приемнику пишущий телеграфный аппарат. Фиксировать сигналы прямо на ленте. Короткие, длинные — точки, тире по азбуке Морзе. Само собой напрашивается такое телеграфное окончание. И не трудно сделать. Ведь то же реле приемника может под влиянием сигналов включать не только звонок, а любую другую цепь. Любую другую. Если надо, то и цепь с телеграфным аппаратом. Ну, как он сделал, например, с механическим пером для записи гроз. Точно так же можно и другой аппарат — телеграфный. Но он не спешил. Ему надо было еще проверить как следует приемник, испытать его в наиболее простом, чистом виде. Без лишних усложнений и пристроек. Выявить все в самой основе. А уж потом…

— Отменно, Александр Степанович, отменно! — проговорил адмирал. — Коли сам не видел, не поверил бы.

Попов покорно слушал слова одобрения.

Адмирал вдруг остановил на нем свой пристальный взгляд.

— Это же может иметь особое значение. Для флота. Новая связь на кораблях. Вы сами понимаете, какое это дало бы преимущество. Флот имеет особые интересы. Да и вы, я думаю, их также разделяете. Вы же, Александр Степанович, тоже человек не совсем сухопутный.

Попов слегка поклонился, ожидая, к чему же все это клонит.

Окружающие тихо внимали тому, что говорил адмирал. Заведующий Минным классом капитан Васильев подался вперед, будто боясь пропустить слово. Капитан Тверитинов, редактор кронштадтской газеты, дававший всегда отчеты о лекциях и опытах Попова, косо глядел со стороны.

— Так вот, я надеюсь, Александр Степанович… — медленно произнес адмирал. — Будем соблюдать… И ваши мысли, особенно там сигнализация и прочее, не всплывут слишком наружу. Научное значение — пожалуйста. Об остальном не следовало бы, не следовало. Ну, еще в таком кругу, как здесь. Мы здесь военные и знаем дисциплину, — твердо подчеркнул он и вновь пристально взглянул на Попова.

Словом, мысль для узкого круга.

— Понимаю, — отозвался Попов.

— А я доложу его превосходительству, — как бы желая сдобрить под конец, пообещал адмирал.

«Его превосходительству» — это значит самому управляющему Морским министерством, адмиралу всех адмиралов.

— Благодарю вас! — смешавшись, неловко ответил Попов.

Петербургский гость любезно попрощался и в сопровождении разных чинов направился к выходу.

Попов шел один по длинному коридору, когда его нагнал лейтенант Колбасьев. Тот, конечно, слышал весь разговор с адмиралом и спешил теперь излиться.

— Ну вот, вас и призвали держать молчок, — криво усмехнулся он. — А дальше-то? Сами-то они что?.. Одни требования и никаких обязательств.

— Не знаю, о чем вы, собственно, Евгений Викторович, — рассеянно ответил Попов.

Он слишком досадовал сейчас на себя за это нескладное «Благодарю вас!».

Через несколько дней заведующий классом капитан Васильев принял Попова у себя в кабинете, уставленном хорошенькими, как игрушки, моделями мин, с подчеркнутой официальностью.

— Я уполномочен подтвердить… — начал он. — Морское министерство крайне озабочено… Вы помните, конечно, ваш разговор с контр-адмиралом. Я уж надеюсь на вас, Александр Степанович… — вдруг закончил он почти просительно.

Он был очень обеспокоен тем, чтобы в подчиненном ему заведении не произошло никаких нарушений. А тут с этими штатскими всегда можно ожидать какой-нибудь вольности.

— Должно ли принимать это как запрет? — сухо спросил Попов.

— Я призываю вас только к осторожности, — примирительно сказал заведующий. — Он пододвинул к себе журнал в серой обложке. Тот самый «Ж.Р.Ф.Х.О.», где был напечатан прошлогодний доклад Попова в университете. — «Могу выразить надежду… применен к передаче сигналов на расстояния…» — прочитал он медленно, с ударением и выразительно поглядел на Попова.

— Если уж искать, то скорее здесь, — постучал Попов по схеме. — Главное-то в этом.

Звонок, молоточек, трубочка. Секрет автоматизма.

— Ну, это еще надо разгадать, — заметил капитан. — А ваши слова прямо нацеливают… — И он для убедительности выставил палец пистолетом.

— Да, но интересы науки… — нерешительно начал Попов.

— Извините, — нетерпеливо перебил заведующий. — Интересы науки не должны входить в противоречие с интересами государства.

— Мне не нужно напоминать мой долг, — выпрямился Попов.

— Ну, вот и прекрасно! — обрадовался капитан.

И встал, как бы скрепляя рукопожатием их договоренность.

Попов спустился к себе в физический кабинет. Ровный строй приборов, мягкое поблескивание стекла и металла и эта особая тишина, царящая здесь к вечеру. Он всегда как-то здесь успокаивался. Его привычная обстановка, его мир, в котором он чувствовал себя естественнее, увереннее всего.

Он вошел и плотнее закрыл за собой дверь.

Прежде чем пройти в свой дальний угол перед окном, задержался у столика, где покоился на подставке большой стеклянный баллон, похожий на улитку с торчащими отводными рожками. Всего лишь месяц назад пришли первые сведения о том, что физик Рентген в Германии открыл новые лучи, которые обладают удивительной проникающей способностью и могут просвечивать тела и предметы, — столь таинственные по своей природе, что им присвоили название икс-лучей. И вот он, Попов, уже сделал у себя такую же трубку