Мондиализированная экономика налагает на нацио­нальные государства столь сильные ограничения, что по­следние вынуждены «сдать на склад ненужных вещей» все свои традиционные методы воздействия на ситуацию. Столкнувшись с растущими трудностями контроля за богат­ством, государства оказались лишены своего наиболее важ­ного политического рычага — компактного и непротиворе­чивого устройства своей территории. А так как любые бюд­жетные затраты в социальной сфере могут показаться мерами, снижающими их экономическую конкурентоспо­собность, то они перестают выполнять важнейшую функ­цию по достижению социальных компромиссов. Политики становятся беспомощными, и государство меняет свою при­роду. Из социального посредника, каким оно было ранее, оно становится простым управляющим территории, по ко­ торой проходят финансовые потоки. Приняв роль наблюда­теля, оно «отныне является простым клерком, регистриру­ющим решения, принятые в другом месте»20.

Это поистине революционная перемена, так как она подрывает то, что было фундаментом политики модерна: суверенитет государств. Бертран Бади пишет: «Мондиализа­ция ломает суверенитеты, проходит насквозь через нацио­нальные территории, помыкает общинами, разрывает обще­ственные договоры и делает излишними концепции между­ народной безопасности. Суверенитет уже не является той бесспорной фундаментальной ценностью, которой он был когда­то, а идея вмешательства медленно, но верно меняет свой смысл»21.

Однако рушится не только суверенитет, но и прежде все­го демократические принципы. Ставится под вопрос ле­гитимность руководителей, выбранных гражданами своей страны, так как у первых нет средств, чтобы примирить требования капитала и социальные нужды. С другой сторо­ны, свободное движение капиталов ограничивает поле де­мократического контроля над экономической и социальной политикой, так как экономика отныне подчиняется внеш­ ним ограничениям, ускользающим от господства прави­тельств. Мы присутствуем при переходе власти в принятии экономических решений в руки мировых экономических лидеров, которые никому не отдают отчета в своих действи­ях. Гражданское общество в этой ситуации становится бес­помощным и лишенным смысла.

Мондиализация модифицирует также наше восприятие пространства и времени. Планета содрогается под излуче­нием сети искусственных спутников, под властью экономи­ческих империй, умножающих свои альянсы, под влиянием информационных потоков, циркулирующих в любом на­ правлении и делающих всех нас частицами одной и той же субкультуры. Пространство, в котором циркулируют това­ры, инвестиции и капиталы, все больше сужается под влия­нием все более малочисленных и влиятельных монополий. С другой стороны, если раньше общества жили во времени, представляющем собой последовательность моментов и продолжающуюся длительность, то теперь такое восприя­тие времени стирается. Технологическая революция «реаль­ного времени» (или «времени зеро») ускоряет движение материальных и нематериальных потоков, лишая время возможности перерывов и перспективы. Такое сжатие вре­мени делает из сиюминутности единственный наделенный смыслом горизонт. Рене Шар говорил: «Удаленность убива­ет подчинение». Сближение, производимое новыми техно­логиями и коммуникациями, давит на людей и вещи, смешивает формы и мгновения.

Мы присутствуем при трансформации самой реальности. Это можно хорошо проследить на примере сети Интернет. если раньше классические массмедиа позволяли наблюда­телю узнавать о том, что происходит вовне, то теперь они позволяют ему проникать в это вовне. Обитатель McWorld в одно и то же время живет повсюду и нигде. Жизнь в сети Интернет представляет собой электронный номадизм, но также и электронный колониализм. Как правильно писал Нельсон Толл, последователь Маршалла Маклюэна из уни­верситета в Торонто: «В конце концов могущество Интер­нета позволяет всему миру писать и думать так же, как жи­тели Северной Америки». Не будет чрезмерным говорить о том, что мондиализация в какой-­то степени приводит к уничтожению пространства и времени. Уничтожение вре­мени происходит потому, что благодаря мгновенным тех­нологиям информации и коммуникации все отныне проис­ходит во «времени зеро». Одни и те же события (кровавый террористический акт, финал Чемпионата мира по футболу) просматриваются и проживаются в одно и то же мгновение телезрителями всей планеты; финансовые потоки в одно мгновение перемещаются с одного края Земли на другой. Что же касается уничтожения пространства, то оно заклю­чается в том, что границы более никого не останавливают и никакая территория в новом мире не занимает централь­ное положение.

В эпоху холодной войны между коммунистическим бло­ком и тем, что тенденциозно называли «свободным миром», проходила настоящая граница. Сегодня уже не существует линии демаркации. Информация, программы, товары, фи­нансовые потоки, наконец, сами люди свободно перемеща­ются из одной страны в другую и циркулируют по планете. Для каждой страны различие между внутренним и внешним уже не соответствует реальности. Прежде, например, поли­ция занималась поддержанием внутреннего порядка, в то время как армия боролась с внешним врагом. Теперь поли­ция для решения своих задач все более прибегает к военной силе, а армия все более задействована «в международных полицейских операциях». Глобализация означает появле­ние мира без внешнего пространства. Был даже изобретен термин «глобалитаризм», чтобы описать мир, у которого нет ничего, что было бы над ним, глобальную империю, не ограниченную ничем.

Глобализация соответствует концу модерна. Падение Берлинской стены означало не только окончание после­ военной эпохи или конец XX столетия, но и вхождение в постмодерн.

В постмодернистском мире все политические формы, унаследованные от модерна, становятся излишними. По­литическая жизнь больше не сводится к борьбе партий. «Ленинская» модель, согласно которой партии приходили к власти для того, чтобы воплотить в жизнь их политиче­ские программы, все более становится неактуальной, так как их поле для политического маневра все более сужается. Одновременно национальные государства теряют свою цен­трализованность и легитимность. Они теряют свою центра­лизованность потому, что становятся слишком большими для того, чтобы отвечать повседневным нуждам людей, и слишком маленькими, чтобы решать проблемы, которые ставит перед ними поступательное планетарное движение. Они теряют легитимность, потому что ключевые институ­ты, на которые они опирались до сей поры (школа, армия, профсоюзы, политические партии), все больше погружа­ются в глубокий кризис. Они больше не производят соци­альное. Образование общественных связей теперь идет, ми­нуя административные авторитеты и интегрирующие ин­ституты. Мондиализация порождает разрыв между знаком и смыслом, что приводит к всеобщей десимволизации по­литической жизни. Кризис репрезентации, растущее паде­ние выборной активности (уклонение от голосования), расцвет популизма и новых общественных движений под­тверждают это наблюдение.

Мы присутствуем при смене национальных государств общинами и континентами, массовых организаций — сетя­ми, одиночного индивидуализма — интерсубъективностью, логики расширение/революция — логикой сжатие/рассея­ние, территориальных стратегий — стратегиями трансна­циональными.

Глобализованный мир — это прежде всего мир сетей. Сети характеризуются подвижным или «текучим» характе­ром. Все в них находится в движении: деньги, образы, сим­ волы, программы. Они характеризуются скоростью и мно­жеством взаимосвязей, что приводит к их относительной непрозрачности. У сетей нет ни центра, ни периферии, так как каждая точка сети является одновременно периферий­ ной и центральной. Сети создают новый, «фрактальный» тип общественных отношений. Устанавливая связи между людьми, живущими на огромном расстоянии друг от друга, связи, базирующиеся на их общих целях, интересах или мнениях, они создают наднациональные идентичности. Сегодня существуют сети всех видов: сети промышленные и финансовые, сети информации и коммуникации, сети криминальные и террористические и т. д. Все они действуют в режиме делокализации. Большие ТНК и промышленные фирмы, террористические группы, наркокартели и мафии всегда действуют одним и тем же путем. Они выбирают наиболее благоприятные направления своей деятельности и внедряют туда своих агентов, когда для этого созревают благоприятные условия. Сети распространяются вирусным путем, но логика разрушения тоже основана на вирусе. Вирусы, запускаемые хакером для того, чтобы вывести из строя компьютеры других пользователей, вирусы новых за­болеваний (СПИД, лихорадка Эбола, коровье бешенство), пламенные деструктивные призывы, распространяемые через Интернет, информация, способная в одночасье обрушить финансовые рынки, действуют по одной и той же модели.