Но это очевидно не только для стран Юга, наиболее остро чувствующих последствия мондиализации. на Севере обостряющаяся транснациональная конкуренция из­за пе­рекоса в балансе экспорта и прямых инвестиций вызвала жесткое сокращение рабочих мест и зарплат. Тот, кто может производить товар по оптимальной цене, становится уяз­вимым перед давлением капитала, побуждающего снижать зарплаты и социальные выплаты. напротив, удорожание рабочей силы в связи с высокой квалификацией трудящих­ся и старением населения побуждает компании переносить производства в страны, где ручной труд стоит дешевле, а ра­бочая сила обладает повышенной текучестью. Производства в развивающихся странах вовлекают в себя большое коли­чество неквалифицированного ручного труда, что побуж­дает капиталистов охотнее эксплуатировать рабочую силу Юга и все более уменьшать занятость в странах Севера, а это ведет к нарастанию структурной безработицы. В отсутствие роста рынков сбыта фирмы для того, чтобы выжить, вы­нуждены забирать сегменты рынка у конкурентов. Для это­ го им необходимо постоянно повышать конкурентоспособ­ность, проводя промышленные реструктуризации и умень­шая штат, что не может не вызывать катастрофических социальных последствий.

Процесс делокализации только набирает силу. В 1990 г. промышленные товары, экспортировавшиеся из новых ин­дустриальных стран Юго­Восточной Азии в развитые стра­ны Севера, составляли 1,67 % от ВВП последних. Во Фран­ции товарообмен с НИС во многом объясняет нынешний рост безработицы. Однако мы еще не дошли до пика роста этого феномена. С 1970 по 1990 г. доля НИС в торговле с развитыми странами увеличилась с 0,7 до 6,4 %. если про­цесс будет развиваться такими темпами, то через двадцать лет эта доля достигнет 55 %.

Промышленная революция позволила интегрировать неквалифицированную рабочую силу в глобальное обще­ство. Мондиализация, наоборот, исключила из него тех, кто не сумел доказать свою полезность. Здесь заключается фун­даментальный разрыв со всем предыдущим развитием капитализма, сводящий на нет все положительные эффекты социального компромисса, ставшего возможным благодаря кейнсианскому Государству-Провидению.

Мондиализация пролетариата и финансовая глобали­зация в связке способны изменить тот экономический и социальный курс, который превалировал на протяжении десятилетий экономического роста после Второй мировой войны. Во время славного тридцатилетия (1945–1975) капитализм фордистского типа вынужден был считаться с соци­альными требованиями, принятыми в ведущих индустри­альных обществах, как и со стремлением государств влиять на международный экономический порядок. Государство­ Провидение было результатом этого исторического компро­мисса между трудом и капиталом, т. е. результатом принятия капиталистическими стратегами социальных требований. Мондиализация привела к разрыву с этим общественным договором. логика капитала начала игнорировать социаль­ные требования, что поставило под вопрос иерархию зар­плат и коллективную солидарность.

Этот разрыв связи между экономикой и социальной си­туацией шел параллельно разрыву связи между Государством­-Провидением и средним классом, которому Запад был обя­зан экономическим ростом предшествовавших десяти­летий. Вместе с мондиализацией мы присутствуем при появлении общества, основанного на песке. Это означает, что в результате непрочности социального устройства огромные массы людей могут в одночасье оказаться на са­мом дне, тогда как большая часть капиталов концентриру­ется в высших сферах. В результате происходит размыва­ние среднего класса, который «в начале XX века не только порождал капитализм, но и способствовал его росту»16. Во время славного тридцатилетия этот средний класс не пере­ ставал консолидироваться, вовлекая в свои ряды все более широкие массы населения, что приводило к относительно­му уменьшению неравенства. Эта модель среднего класса, распространяющаяся на все более широкие слои населения (движение, которое мы считали необратимым), сегодня все более ставится под вопрос.

Результатом этого является глубинная трансформация классов и отношений внутри капиталистических стран. Деструкции среднего класса соответствует параллельная деструкция тех прослоек народа, которые отвечали за удо­влетворение его социальных требований и защиту его прав. Профсоюзы более не противостоят ТНК, привыкшим играть на разнице зарплат на мировом рынке. Их традиционные способы ведения борьбы с властями оказались бессиль­ными перед транснациональными компаниями. Эта эволю­ция подобна чудовищному регрессу, который возвращает то состояние сверхэксплуатации, которое имело место на заре существования промышленного капитализма. Карл Маркс, несмотря на ошибочность своей философии исто­рии, правильно увидел логику присвоения, ведущую к ма­териализации человеческих отношений. Ирония истории состоит в том, что правильность тезисов Маркса была до­ казана в момент крушения советской системы. Именно то­гда логика капиталистической прибыли начала реализовы­ваться без малейшего стеснения. В то же время бедность и безработица становятся, как и в XIX в., структурными эле­ ментами общества, краткосрочное трудоустройство и от­чуждение от труда все более входят в моду, доходы капитала растут в ущерб доходам трудовых слоев, а гарантии, кото­рые были завоеваны трудящимися за десятилетия тяжелой борьбы, тают на глазах.

Последний результат мондиализации: растущая не­ мощь национальных государств. Правительства видят, как их попытки повлиять на макроэкономическую ситуацию оказываются тщетными под влиянием увеличения между­ народной мобильности капитала, мондиализации рынков и интеграции экономик. В монетаристском аспекте их спо­собность к маневру сведена к нулю, поскольку процентные ставки и обменный курс отныне регулируются независи­мыми центральными банками, принимающими свои реше­ния под влиянием мировой конъюнктуры. Страна или группа стран, которая решилась бы на снижение процент­ных ставок, неизбежно должна столкнуться с бегством ка­питалов в страны, гарантирующие большую норму прибы­ли. В то же время мобилизационная способность центро­банков в аспекте объема трансакций становится ничтожной: в июле 1993 г. для отражения массированной атаки на франк национальный банк Франции вынужден был в течение одного дня израсходовать весь свой обменный запас! В бюд­жетном аспекте свобода государств также существенно огра­ничена, так как общественная задолженность препятствует их резким шагам, несогласованным с финансовыми инсти­тутами. наконец, в аспекте промышленной политики пра­вительства не имеют другого решения, кроме как привле­кать ТНК субсидиями и налоговыми льготами. Последние уже не довольствуются тем, что действуют поверх границ. Они стараются влиять на внутреннее законодательство государств, регламентирующее их деятельность. Слишком высокие налоги или зарплаты, слишком тяжелые в плане социальных гарантий условия работы заставляют их пере­мещать капиталы. В результате «любая регламентация мо­жет стать жертвой давления со стороны рынка на том осно­вании, что транснациональные предприятия увидят в ней лишние расходы»17. налоговая власть государств является уже не суверенной, но договорной, так как формируется в процессе согласования с капиталом, все более наглым и все более сильным в навязывании своих требований. «никакое правительство, даже на Западе, — объясняет Эдвард Голд­ Смит, — более не осуществляет контроль над транснацио­нальными предприятиями. если какой­либо закон сдержи­вает их экспансию, они угрожают уходом из страны, и они могут это сделать, используя широкое поле мирового рын­ка. Они могут перемещаться по планете для того, чтобы вы­ брать наиболее дешевую рабочую силу, наименее защищен­ное законом окружение, наиболее льготный налоговый режим и наиболее масштабные субсидии. Они полностью находятся вне контроля»18. В конце концов, как пишет Жак Адда: «Мондиализация может быть проанализирована как процесс обхода правил, устанавливаемых развитыми стра­нами для регулирования многосторонних экономических отношений»19.