Печально вздохнул, сплюнул и бросил косточку на дотлевающие угли.

Я продолжала слушать, а главное — анализировать. Когда-то лепесточники и вправду жили хорошо. Но были загнаны в собирательское бомжевание и, похоже, даже не смирились со своей участью, а к ней приноровились. Что-то магическое в этом народе есть: живут не моясь, не стирая, и при этом — вполне себе чистюли. И не хворают, несмотря на холодные ночи.

Но я-то лепесточницей не стала и не уверена, что стану. Потому что не хочу. Значит, мне, в смысле нам с Нико, необходимо менять социальную страту.

Пока видны два пути. Первый — узнать у Магали, сколько она готова платить за почки. У меня возникло стойкое убеждение, что мои новые друзья работают себе в убыток. Правда, чтобы с ней системно торговать, надо будет тут оставаться… решим.

И второй путь, еще интересней. Ямка, в которой ждут своей судьбы луковицы тюльпанов. Осталось понять, взойдут ли они, как обычные земные цветы. И поможет ли Нико?

— Вот так и живем, — подытожил Луи. — Дурят нас перекупщики, спасибо, что не убивают. Ладно, спать пора.

Пора так пора. Тем более, что с каждым днем мне удавалось все больше обживать шалаш. Не то чтобы сами лепесточники были безрукие, но у меня сложилось впечатление, что они просто привыкли обходиться малым.

Но если раньше они жили по-другому, значит, этот вывод оказался неверным. Тогда почему же они так себя запустили и реально спали в земляных ямах?

В целом, я, кажется, догадываюсь. Когда человек переживает что-то страшное и тяжелое, когда теряет всю свою налаженную жизнь, ему в принципе не так просто оправиться от шока и не свалиться в самую настоящую депрессию.

А на лепесточников наложилось еще то, что выживать им стало в разы труднее. Едва-едва набирали почек-шишек на пару завядших соцветий и черствую лепешку. И это при том, что трудились с утра до ночи, заходя так далеко к проклятым землям, как только могли.

Голод, холод, шок и застарелая усталость отупляет. Не остается сил для борьбы, нет даже желания что-то изменить. И, пожалуй, мне стоит об этом хорошо подумать, чтобы самой не скатиться в это состояние.

Заснула я, несмотря на мысли, легко, проснулась рано. Сбегала к пустоши, где жить нельзя, быстренько собрала норму почек. А потом устроила небольшую бытовую авантюру — решила вымыть голову.

Сама успела себя проклясть за этим занятием. У привычных бомжей моего мира всегда найдутся какие-нибудь одноразовые емкости, хоть пластиковые бутыли. Здесь не было и подобия этого. Пришлось сделать небольшую запруду в ручье и кое-как плескаться в образовавшемся бассейне. А то ведь не только голова нуждалась в мытье, все остальное тоже неплохо бы привести в порядок.

Без мыла, шампуней и прочих кондиционеров. Из моющих средств — только зола из костра. Я когда-то читала, что ею и мылись, и стирали белье. Ну, что сказать. Если у меня когда-то будет выбор — использовать «натуральное» средство или купить самый химический шампунь — я знаю, что выберу.

Спасибо, день жаркий, волосы почти сразу просохли. Да и вся остальная я довольно быстро перестала стучать зубами и оделась в относительно чистую хламиду ниже колен, которую мне оставила Франсуаза. Надеюсь, развешенный в самой глубине кустов, поближе к пустоши — там жарче и суше — джинсы, носки и прочие трусы с лифчиком никто не сопрет.

Потом я выпросила нож у Нико и отправилась на свою тайную плантацию на пустоши, за особо густо разросшимися кустарниками. Спасибо тебе, принц, за игровые таланты — я аккуратно вырезала и вынимала клинышки почвы.

Удобрения, чтобы кинуть в ямку раньше луковицы, у меня нет, пусть будет охапка сухой травы, присыпаная тонюсеньким слоем все той же травы. Заодно луковица не углубится в почву. На двух были подозрительные загнилости — их я срезала.

Теперь этот секретный цветник, похожий на тайное кладбище, надо обозначить…

От работы меня оторвал Нико.

— Нож придется отдать, — тревожно сказал он.

— Вы снова играли и ты проиграл? — спросила я с наигранной усмешкой и досадой в душе — полезный был инструмент.

— Нет, — ответил Нико так тихо и спокойно, что стало страшно. — К Жакко приходили, спрашивали о нас. Он не выдал, но если не вернуть нож, то выдаст.

— Пошли отдавать, — сказала я, удивляясь собственной бодрой тональности.

Идти на дно полагается с оркестром, только так есть шанс спастись.

По пути Нико объяснил ситуацию. Оказалось, что родители Жакко — ну, не совсем родители, мать и отчим, — ушли к перекупщикам. Что разумно — собирали по холодку, на рассвете, пошли в город, когда началась жара. Нико выяснил, что родители его партнера по играм обходят нескольких торгашей, а потом ищут вино подешевле, так что ушли надолго.

И тут к Жакко заглянула не очень приятная парочка с сокольей татуировкой. Стали расспрашивать — не появилась ли среди лепесточников девица с ребенком? Обещали награду за правдивый ответ и кару за укрывательство.

Хитрец Жакко ответил: родители запретили говорить с незнакомцами, как хорошо, что во всех мирах одни и те же правила. Но если разрешат, я попозже загляну к вам в трактир «Сухая глотка» — гости сказали, что пойдут туда.

Потом отправился к Нико и велел принести кинжал. Иначе выдаст.

— Так мы отдадим нож? — спросил маленький принц.

— Нет, — ответила я. — Если он получит легкую добычу, будет шантажировать дальше. Мы пришли?

Нико согласно кивнул. Жакко со своей семейкой устроился достаточно уютно: вместо ям под кустами — подобие землянки с навесом. Под ним, к счастью, он был один.

Тощий пацан лет четырнадцати на вид. Не очень наглый, старающийся прикрыть наивность хитринкой во взгляде. Здесь должен проканать один способ.

— Так ты прине… Здравствуйте, сестра Лина.

— Здравствуй, мой непутевый братец Жакко, — сказала я. Подошла поближе, взглянула в глаза: — Братец Жакко, сейчас ты узнаешь мою тайну. Ты первый из лепесточников, кому я ее говорю…

— Но я не должен…

— Нет, — резко перебила я, — для тебя я соседка-лепесточница, а не посторонняя. Так вот, моя тайна такая.

Мальчишка с удивлением взглянул на меня.

В театральную студию Дома детского творчества я ходила только год. Но такие навыки не забываются.

Я сделала паузу. Усилила зрительный контакт. И в ту секунду, когда пауза могла стать затянутой, напряженным и четким шепотом сообщила напрягшемуся ребенку:

— Меня ищут неспроста. Я украла у них золото. Вот такое, — показала мальчишке золотую сережку. — И как думаешь, сколько у них украла? Вот столько!

Мой палец указал на кучку хвороста возле ног Жакко. Не такая уж большая кучка, но пацан вряд ли предполагал, что в этом мире может существовать столько золота. Разве что в сказке.

— И это золото уже потрачено, — продолжила я, вглядываясь остолбеневшему мальчишке в глаза. — И знаешь, что будет, если меня выдашь ты или даже не ты? Я скажу, что отдала золото твоей семье, попросила закопать на участке и вернуть мне позже, а себе оставить десятину за услугу. Ты понимаешь, что это значит для твоих и лично для тебя?