— И для чего уважаемая лепесточница гуляет в такое время в этом районе? — продолжил колобок. — Или ее регистрация позволяет гулять где угодно и когда угодно? Разрешите-ка удостовериться!

Ёшки-кошки, как же быть?! Бежать не было смысла, даже будь у малого вполне здоровая нога. Заплатить почками? Но сколько они возьмут? Вероятно, захотят все. Наконец-то расстаться с золотом?

— Они не в розыске? — наконец-то открыл рот дылда.

— Не, — ответил колобок, — разве только по отдельности. Помнишь, на прошлой неделе было велено парнишку искать лет восьми, а еще девицу странной наружности и непонятного возраста.

— Вот же они, вместе, — столь же бесцветно заметил дылда.

— Да ну, — хохотнул колобок, — так не бывает. «Повстречались два сердечка у засохшей у подречки», — пропел он какую-то местную песенку. — Обычная лепесточница с обычным щенком. Искали-то маршальскую шлюху, забыл? А они покрасивше будут.

У меня отлегло от сердца. Стража, в отличие от воров, по-прежнему ищет отдельного ребенка, ну, еще девицу — меня. Если бы этот седой красавчик министр сообщил о нас местной полиции, поступила бы ориентировка на пару. Но он, вот спасибо, господин-брат министр, такую подлянку делать не стал. Интересно, почему?

— Брат стражник, — тонко и пронзительно заныл Нико, — пожалуйста, подскажите, как пройти к доктору Голова-на-плечах?

Я печально вздохнула: он что, реально решил разжалобить этих охламонов?

— У мальчика болит животик? — зло усмехнулся колобок.

— Нет, — искренне ответил Нико, — нога. Второй месяц болит, с тех пор как мне башмаки купили на Пепельном рынке. Сначала чесаться стала, потом болеть.

Усмешка на круглой роже колобка сменилась тревогой и он отошел на шаг. Дылда с неизменившимся лицом попятился тоже.

— А давеча еще и руки зачесались, — продолжил мальчишка, показывая на грязь, которую он, к моему удивлению, забыл смыть. — Чешутся — не отчешешь.

Колобок сделал еще шаг назад. Дылда перехватил алебарду, выставив древко перед нами как барьер.

— Говорят, доктор Голова-на-плечах всех вылечить может, — плаксиво тянул Нико, — только если к нему вовремя прийти. Отпустите нас, пожалуйста. Не верите? Хотите, ножку покажу?

Поднял ногу, коснулся бинта. Теперь и колобок выставил древко, так что мы оказались перед перекрещенным заграждением.

— Не надо, не подходи, стой где стоишь! — взвизгнул он без намека на насмешку.

— Вечная язва, — открыл рот дылда. — Надо отвести на Пустырь Неисцелимых.

— Ага! — зло завизжал напарник. — На Пустырь отводит конвой в чумном костюме и получает двойной оклад. Хочешь — давай, веди сам! Можешь еще пащенка за ручку взять, чтоб не убежал!

Эмоции напарника передались дылде, он шагнул назад.

— А вообще, — сказал колобок спокойней, — идут к Голове, ну и пусть идут. Может, он и вечную язву лечит, откель нам знать. Идти-то вверх до перекрестка да три дома направо. Шевели своей ножкой язвленой, пока не отвалилась.

Мы не стали спорить и последовали указаниям.

— От вечной язвы невозможно исцелиться? — спросила я.

— Нет, — ответил слегка запыхавшийся Нико и, уловив мой интерес, продолжил: — Она поражает руку или ногу, потом начинает чесаться в других местах, потом появляются язвы, потом их нельзя скрыть и человек уходит на Пустырь Неисцелимых.

— А что такое Пепельный рынок?

— Он рядом с этим пустырем. Ходят слухи, что торгаши продают одежду умерших от язвы, поэтому покупатели требуют, чтобы ее прогрели над костром, но помогает не всегда.

Пока я обдумывала непростые отношения местных обитателей с проказой, Нико неожиданно сказал:

— Сестра Лина, ты такая удивительная! Ты знаешь так много, но иногда так мало!

К счастью, ассиметричный ответ нашелся сам собой:

— Вот мы и пришли.

Видимо, в двери был какой-то хитроумный глазок, открыли почти сразу и знакомый юноша пропустил без вопросов, даже заметил, что нас ждут.

Профессор уже отдыхал, Магали в гордом одиночестве беседовала с на удивление аккуратным скелетом и пересчитывала ему ребра, прикручивая их проволочками к грудине.

— Слава свободе, — проворчала она, — в этих пособиях у нас нехватки нет. Не боишься? — спросила у Нико.

— Завидую, — ответил маленький принц, снимая башмак, — у него ничего не болит.

— И у тебя не будет, — усмехнулась Магали.

Меньше чем за минуту она обработала рану и избавила ее от ниток.

Нико даже не пискнул, только побледнел.

— Ну вот и все, — сказала лекарка. — Завтра-послезавтра ногу этим польешь, ходи осторожно. Принесла? — обратилась она ко мне, приглашая в соседнюю комнату.

— Да, — ответила я, развязывая мешок.

Такого эффекта я не ожидала. Магали пересыпала почки из ладошки в ладошку и не скрывала восхищения:

— Торговцы приносят отвар, который надо еще долго настаивать и выпаривать, очень сильно разведенный. А сейчас я просто чувствую силу. Вот как они выглядят. До этого я видела эти почки только в ботаническом саду и в музее.

— А ты не пыталась сама собрать их? — осторожно спросила я.

— Бессмысленно, — вздохнула Магали. — Лепесточники чужих не любят, и смельчак пожалел бы, что сунулся. Да у меня к тому же столько свежих цветов не найдется, чтобы надышать себе даже половину часа рядом с проклятой пустошью. Загнусь в начале рощи.

— А кто главный над перекупщиками? — осторожно спросила я. — Эти, которые явились с вилкой в пузе?

— Нет, — сказала Магали. — Этих торгашей патронируют люди блюстителя Справедливости — проще говоря, стражники. Потому-то они и не трогают лепесточников возле пустыря. Вот в нашем квартале будь осторожна.

Я вспомнила неприятную встречу у лавки благовоний. Но мы сидели в уютной комнате с зеркальной лампой на столе, светившей почти как электрическая. Страхи временно отошли.

— Расскажи мне, лепесточница Лин, — внезапно спросила Магали, — откуда ты знаешь про формальдегид и соляную кислоту? Ты вторая женщина в Городе, которая знает эти слова. Первая — я.

Вот тебе и поворот.

— В юности я училась… — осторожно начала я.

— Не сомневаюсь, — перебила Магали, вглядываясь мне в глаза, будто они были больны, — но где ты училась?

Я замолчала.

И тут раздался голос Нико:

— Сестра Магали, а вы не боитесь?

— Чего я должна бояться, мальчик? — удивленно спросила лекарка, похоже впервые не только обратив внимание на пострадавшую ногу, но и вглядевшись в лицо пациента.

Я слегка вздрогнула — интерес посторонних к моему принцу был нежелателен.