Антон снял с пояса радиотелефон и вызвал подкрепление.Подкрепление в количестве двух крутоплечих командос явилось довольно скоро,словно сидело в засаде где-то в соседнем вагоне. Антон коротко объяснил задачу,и рядовые начали обыскивать купе. Сержант же, осторожно подталкивая перед собойспотыкающуюся и как бы еще не проснувшуюся Литвинову, двинулся к выходу извагона. Следом шли Струмилин, Чуваева и Бордо.

Струмилин придерживал под локоток стонущую попутчицу, так изабывшую переодеться из халата в платье, и думал, что Сонька-то Аверьянова,оказывается, не только проститутка, но и поездная воровка! И поддельщицадокументов. Литвинова, надо же!..

Он узнал ее сразу, с одного взгляда на это ошалелое, чутьподпухшее со сна лицо в обрамлении спутанных волос. Вопрос: почему не назвал еенастоящего имени сержанту?

Эх, где найти такого умника, чтоб ответил…

* * *

Первым чувством Ани, как только она увидела эту пресловутуюИрочку, была жгучая ревность. «Родятся же такие!» – подумала она почти созлобой на Природу, создающую столь совершенные творения. Фигура – прямо МэрилинМонро, звезда американского кино, из фильма «В джазе только девушки», недавновиденного Аней. Только волосы у нее не неестественно-белые, а бледно-золотые.«Бледное северное золото», как назвал этот цвет художник Верещагин, вспомниланачитанная Анечка. Глаза… поразительные! Полное впечатление, что в глазницымраморного личика вставлены два сапфира. Или берилла – они тоже голубого цвета.Восхитительные ресницы, кожа персиковая, губы как мальва. Не девчонка, а полноеобалдение.

«Прискорбно, что в придачу к такой уникальной красоте бог недал Ирине хоть каплю ума, а судьба не наделила счастьем», – подумала Аня – безовсякой, впрочем, жалости, а скорее со злорадством: уникальные глаза уже наполнилисьслезами, чудный ротик жалобно дрожал, золото волос словно поблекло. Ира невыдержала пристальных взглядов двух незнакомых людей, про которых квартирнаяхозяйка только и сказала: «Они тебе помогут! Держись за них обеими руками,дурища!»

«Ты представляешь, какого ребенка она нам родит?» – шепнул вэто время Дима, приобняв жену за плечи и касаясь губами ее уха, чтобы ни в коемслучае не услышала плачущая Ира. У Ани слегка отлегло от сердца при таком его«утилитарном» подходе.

– А тот мужчина… ну, ваш любовник, от кого вы забеременели…он тоже внешне привлекателен? – спросила она с металлическими интонациями,нарочно выбирая эти шокирующие, неприлично-откровенные слова, без всякихэвфемизмов, на какие вообще-то большая мастерица. Это чтобы поставить Ирину наместо. Та вроде бы и так стояла – ниже низшего, однако Ане с самого началазахотелось еще больше согнуть ее длинную, поистине лебединую шею.

Девушка взглянула на нее остекленевшими от слез глазами, какбы не понимая, о чем речь, потом неловко зашарила под вязаной кофточкой,узковатой для ее потрясающей груди («Медальон на ее груди не висел, а лежал», –вспомнила начитанная Анечка кого-то из классиков, убей бог – неведомо кого), ивынула смятую фотографию размером с открытку.

– Умора! Она фото этого подлеца еще и на груди носит! –фыркнула присутствовавшая при встрече двух заинтересованных сторон Нонна. – Онее бросил, а она его – у сердца хранит!

Аня взяла снимок двумя пальчиками, брезгливо передернувшись:фотография еще хранила тепло Ириного тела и слегка пахла ее потом. Чистоплотноподжала губы – и тут же рот ее изумленно приоткрылся: в жизни не видела онамужчину красивее, чем тот, кто изображен на снимке!

Блондин, конечно! Черты классические, смотрит вприщур, наглотак. Даже глядя с фотографии, раздевает женщину своими глазищами. Моднаябородка, обливающая крепкие челюсти, яркий, чувственный рот – можнопредставить, как он целуется, этот распутный красавчик, щекоча бедных бабеноксвоей бородкой! Понятно, почему глупенькая провинциалка Ирочка не устояла, – акто устоял бы перед таким? Небось и она, Анечка, образец супружеской верности,тоже дала бы существенный крен! Или нет?

За ее спиной Дима издал какой-то странный звук, и Аня мигомпоняла, что настал его черед переживать муки ревности и жестоко комплексоватьпо поводу своих веснушек, и очков минус восемь с половиной, и курносого носа, ижалкой бороденки. И своим любящим сердцем она пожалела Диму, у нее даже слезынавернулись на глаза от этой жалости, и сразу стало легче дышать.

Ничего! Пока они с Димой вместе, они все переживут! Ну ипусть Ирка – неземная красавица, ну и пусть при взгляде на ее любовника у Анизадрожали коленки – Дима дороже для нее всех на свете красавцев. Прав Дима:надо подходить к проблеме практически. Утилитарно! Думать только о будущемребенке, который вернет им с Димой счастье. Ирку воспринимать исключительно какинкубатор. А того мужика с блудливыми глазами и щекочущей бородкой – выкинутьиз головы.

– Берем! – решительно стукнула Анечка себя по колену, нототчас спохватилась: – Я хочу сказать, что с этой минуты мы берем на себя всезаботы и о вас, Ирина, и о будущем ребенке. Предлагаемый генофонд насустраивает, не правда ли, Дима? Но прежде следует составить что-то вродедоговора, да?

– Не что-то вроде, а именно письменный договор из несколькихпунктов, где четко предусмотрены взаимные обязательства сторон, – солиднооткликнулся Дима. Он хоть и работал в НИИ ихтиологии, был по внутреннемупризванию юристом. Анина свекровь до сих пор причитала, что Дима пошел набиофак, а не в заочный юридический институт. – Это я беру на себя. К сожалению,наш договор нельзя заверить по всем правилам в юридической консультации, однакомы проработаем все мыслимые и немыслимые «про» и «контра», а свидетелем выступитНонна Алексеевна. Так что имейте в виду, Ирина, в случае нарушения каких-тообязательств этот договор будет считаться в суде – если дело дойдет вдруг досуда! – полноценным документом. А пока… пока условимся, что в силу вступаетустная договоренность?

– Ладно, – кинула своей повинной головой Ира. – Только…только вы не можете дать мне немножко денег прямо сегодня? Сейчас? Авансом.Потому что… у меня уже ни копейки не осталось, честное слово, а надо же есть, ина мне платья начали трещать, надо что-то купить, чтобы скрыть живот, а товдруг меня какие-нибудь знакомые увидят…