Он подмигнул Литвиновой, которая держалась так, словно всепроисходящее не имеет к ней ни малейшего отношения. Смотрела в пространствоостановившимися, безжизненными глазами, потирала горло да изредка переминаласьс ноги на ногу, все-таки неудобно стоять на слишком высоких каблуках. И дажесообщение о том, что ее при посадке сопровождал любовник, не вызвало у нее никапли смущения. Ну а остальные так или иначе отреагировали: Леший воззрился наЛитвинову с удивлением, Струмилин в очередной раз скрипнул зубами, Бордохмыкнул, Людочек с Антоном переглянулись, а Чуваевой, похоже, вообще сталопротивно на все это смотреть. Она демонстративно отвернулась и от проводника, иот растрепанной особы в красном платье: конечно, не профессиональная воровка ипросто морочит сейчас людям голову.

– Он-то вроде еще ничего, держался, а эта – в дымину. Ножкизаплетаются, глазки закрываются. Ну все, ну полный никакизм! Это ж надо, думаю,вот нализалась девушка! – Крохаль покачал головой. – А мужик показывает мне еепаспорт, билет и говорит: «Слушай, дорогой, выручи, а? Ко мне вот подругаприезжала, ну, мы отметили это дело, конечно, а какая-то сволочь жене моейнастучала. На хазе у приятеля ей нас застать не удалось, предупредили менядружки, так представляешь, приперлась дурная баба на вокзал! Я ее издалиувидел, как она к шестнадцатому вагону чешет. Мне бы смыться, домой загодядобраться, чтоб как ни в чем не бывало, но Лидка, видишь ты, в полной отключке,не могу ж я ее бросить!» – «Вполне тебя понимаю и всяко сочувствую, – говорюему, – но чем я-то могу помочь? Посадить барышню в свой вагон? Не получится, уменя полный комплект и еще двое сверху». – «Нет, у нее в шестнадцатом вагонесвое место есть, тридцать шестое, пусть там и едет. Мне бы ее через поездвтихаря протащить, на полку запихнуть, а самому смыться, пока баба моя незаметила. Выручи, – говорит, – друг, а я тебе…» – Тут проводник Крохаль осекся,но тотчас продолжил: – Выручить, словом, попросил как мужчина мужчину. Конечно,в жизни всякое бывает, я ведь и сам человек… Билет у этой его подружки япроверил, паспорт, все в порядке. «Ну ладно, – говорю, – тащи ее через тамбуры,и флаг тебе в руки». Ну и все. Потом я закрутился и забыл обо всем, а сейчассмотрю, вы тут колготитесь. Чего случилось-то?

– Чего случилось? – яростным шепотом повторил Бордо. –Случилось то, что вам навешали лапши на уши! Это не любовник ее, а сообщник. Аможет, по совместительству и любовник, значения не имеет. Теперь я все понял!Эта… – в горле у него что-то выразительно клокотнуло, – вовсе не пьяная, атолько притворялась. И не спала она, а просто лежала и выжидала удобногомомента, когда нам принесут чай, но ей еще надо было, чтобы она осталась в купеодна, и такой момент представился. Я шел из туалета, эта женщина, – Бордообернулся на Чуваеву, которой, похоже, стало вовсе невмоготу, так что она дажепобрела со всеми своими вещичками куда-то в сторонку, – эта женщина, значит,шла в туалет, а вы, – указующий перст Бордо воткнулся в Струмилина, – вы ещестояли в коридоре. И она улучила момент, подсыпала нам что-то в стаканы, а самаснова притворилась спящей. Мы выпили, как зайчики, – и вырубились. Тогда онаспокойно спустилась с полки, обобрала нас, как липок, а вещички вынесла из купеи где-то припрятала. В купе ведь ничего не нашли? – обратился Бордо к Антону.

Тот обернулся к одному из своих командос, топтавшемуся рядомс Людочком, и товарищ огорченно покачал головой.

– Вот видите! – торжествующе вскричал Бордо. – Она все этовынесла и припрятала где-то в тамбуре или в другом вагоне… не знаю! Все там,все, и деньги, и «Виза», и «Ролекс», мой «Ролекс»!

– Их ты! – воскликнул Крохаль. – Вот это да! А говорят,бомба два раза в одну воронку не бьет.

На него никто не обратил внимания, потому что в этот мигЛеший страшно рассвирепел и с вытаращенными глазами попер на Бордо, бормоча:

– Возьми свои слова обратно, ты, толстый, понял?!

– Спокойно, – быстро сказал Струмилин, становясь между нимии сам себе удивляясь. – Спокойно. Давайте разберемся. Эта девушка не выходиланочью из купе.

– Почему? – остро глянул на него Антон. – Откуда вы знаете?Вы же спали! Или… нет?

– Я спал, – буркнул Струмилин. – Спал как топор! Но с вечера– вон проводница помнит, – он кивнул на Людочка, – мы все путались в босоножкахэ… Литвиновой, они нам всем мешали. И я поставил их под нижнюю полку – глубокопоставил, к какому-то запасному матрасу приткнул. А утром она их найти немогла, я посмотрел – босоножки стояли на том же самом месте, точно так, как яих поставил. Ночью, в темноте, она не могла их поставить именно туда, правда? Ивообще, вдруг бы мы не захотели пить чай? Что тогда? Тогда весь ее план рухнулбы. Как-то все это очень ненадежно!

– Вы не Шерлок, нет, не Шерлок! – пренебрежительно вскричалБордо. – Она вполне могла сбегать к своему сообщнику босиком. Или он сам могподойти к двери купе. И даже если она выходила, почему в темноте? Она моглаобчистить нас при свете, мы ведь спали правда что как топоры и ничего несоображали. А не стали бы пить чай, она придумала бы что-то другое. Еще надопроверить, что у нее там за духи. Может, не духи вовсе, а усыпляющий газ! – Онвдруг побледнел. – Я знаю!.. Знаю! Она подсыпала нам в чай клофелин! Именнопоэтому мы и вырубились начисто.

– Если бы клофелин, то на поверхности чая образовался быбелый налет, – сердито пробормотал Струмилин. Сердился он не на Бордо, а насебя. – Это все ерунда, что в кино показывают, будто таблетку бросают илисыплют порошочек. Надо налить особых глазных капель, тогда никто ничего незаметит. Эти капли и есть клофелин.

– Ну, подлила, какая разница! – отмахнулся Бордо. – Надосделать анализ остатков чая, и там обязательно обнаружится…

– Ты их стаканы еще не мыла? – с особым, хищным выражением лицаобернулся Антон к Людочку, но та оскорбленно поджала губы:

– Уж давным-давно помыла! Терпеть не могу грязной посуды.

– О-у! – взвыл Бордо. – Какой бардак!

– Да успокойтесь, – с досадой вмешался Струмилин. – У насанализ на клофелин, а точнее говоря, клонидин гидрохлорид, все равно не делают.Нету такого оборудования и реактивов нету.

– А вы откуда знаете? – хором спросили Антон и Бордо, и лицаих сделались вдруг весьма схожи.

– По долгу службы, – хмуро сказал Струмилин. – Я на «Скорой»работаю, приходилось сталкиваться, знаете ли. То, что человека травили именноклофелином, определяют по последующим симптомам. Это падение давления, редкийпульс, общая слабость. А вы, видимо, гипертоник, поэтому просто спали мертвымсном, и давление у вас нормализовалось. Остальным пришлось тяжелее… Похоже,похоже на клофелин… Хотя нет!

– Почему нет? – спросил Бордо с ноткой обиды.