– Ты, – вскользь бросил Леший. – Очень толстый. Инадоедливый. Отвянь, не путайся под ногами. Я серьезно – насчет памяти. Бывалислучаи, что она забредет куда-то – и не знает, как домой вернуться. И на работеу нее последнее время из-за этого большие проблемы.

– Вы знаете, где она работает? – поинтересовался Антон.

– Ну, такого одного места вообще-то нет… – замялся Леший.

– Понятно: лицо без определенных занятий, – гнул свою линиюнепреклонный сержант.

– Да ладно-ка! – обиделся Леший. – Я только имел в виду, чтоона по договору работает в разных местах, а так-то у нее совершенноопределенная профессия. Лида – дизайнер. И классный дизайнер, скажу я вам! Вотвы бывали, к примеру, в клубе «Ля ви он роз»?

– Лови… кого лови? – насторожился Антон.

– Да нет, это по-французски – «Жизнь в розовом цвете», естьтакая песенка у Эдит Пиаф, слыхали?

Антон многозначительно промолчал.

– Нет, конечно, вы не могли ходить в этот клуб, он ведьженский! – хихикнул Леший. – Может, вам приходилось… – Он обернулся к Чуваевой,но тотчас затряс головой: – Извините. Там для богатых, увы. Для очень богатых!Туда ходят жена мэра, и губернаторша, и эта безумная теледива, как ее… ТамараШестакова, и наша «яблочница» Нелли Собакина, и жена знаменитого Бусыгина.Мужик, понимаете, в колонии парится, а она шейпингом в «Ла ви он роз» развлекается!

– Ну так ведь Бусыгин успел все имущество на ее имяпереписать, – скандальным голосом сказала вдруг очнувшаяся Чуваева. – Все этимагазины, к каким нормальному человеку теперь и подступиться нельзя, это ж всеее, Бусыгиной! А ведь ему присудили: столько-то лет с конфиксацией имущества.Черта с два! Вернется с зоны – и вся конфиксация псу под хвост. У женушки и то,и се, и пятое, и десятое… вон, даже подвал отрыла под универсамом, там,говорят, такие теперь ряды торговые, что с ума сойти!

– С ума, – согласился Леший. – Кстати, мы несколькоотвлеклись. И эти ряды, и «Ла ви он роз» оформляла Лидочка. – Для наглядностион подергал девушку за руку, но та стояла, чуть покачиваясь и полузакрыв глаза,словно задремала. – Мы с ней на этой почве и познакомились: она мне кое-какиезаказы давала. Я ведь художник, и тоже, знаете, не из последних!

Он приосанился, но тотчас спохватился и с жалостью взглянулна Литвинову:

– Вот навалилась вдруг на человека беда… Она рассказывала,что год назад упала, подвернула ногу, ударилась головой. И с тех пор… Она всевремя носит при себе документы, чтобы можно было сразу узнать, кто она и гдеживет. И друзья, знакомые ее все время пасут, прозванивают, проверяют,вернулась ли вечером домой.

– Она что, незамужняя? – поинтересовался Антон.

Леший кивнул.

Струмилин перевел дыхание.

– Вроде есть какой-то кавалер… – протянул Леший.

Струмилин стиснул зубы.

– А скажите, Семикопный, – вкрадчиво поинтересовался Антон,– ваша знакомая только провалами в памяти страдает или заодно клептоманией?

Леший так и вытаращился. Глаза у него и без того большие,особенно для изможденного лица, так теперь он сделался похож на свежевывареннуюкреветку, тем паче что резко залился краской.

– Поосторожнее, мент! – так грозно сказал Антону Леший, чтотот отшатнулся и даже забыл оскорбиться. – Не надо шить дело порядочномучеловеку!

– Ничего себе порядочному! – в один голос возмутилисьЧуваева и Бордо. Переглянулись чуточку испуганно – и зачастили, перебивая другдруга:

– Она нас всех ограбила! Все купе! Обчистила! Похитила нашивещи! У меня украла кошелек и кольцо!

– А у меня бумажник, карту «Виза» и «Ролекс», мой «Ролекс»!И молодого человека тоже ограбила… Вы почему молчите, молодой человек?

Струмилин пожал плечами и вдруг ощутил на себе взглядЛитвиновой. Взгляд уже не такой тупой и сонный, как прежде. Что-то в немметалось, какая-то мысль, а может, попытка понять, что происходит. Или девушкапросто удивлялась, что он молчит и не обличает ее перед ошеломленным приятелем?

– Не может быть… – пробормотал Леший, запустив обе руки вволосы и с силой ероша их, отчего шевелюра приняла уж совершенно дикий вид. –Не может…

Антон поперхнулся, но тотчас стал по-прежнему суров.

– Да нет, быть такого не может! – горячо воскликнул Леший. –Зачем ей? Она не нуждается! То есть денег, конечно, никогда не бывает слишкоммного, но все-таки! Она как раз заработала в своем клубе за одну штучкуклассную, поехала в Москву купить себе кое-что…

– Минуточку! – перебил Антон и повернулся к вагону, где наподножке все это время висела, навострив ушки, Людочек, напрочь расставшаяся сбредовой идеей уборки. – Где Литвинова садилась?

– Билет у нее от Москвы, это правда, но в Москве это купебыло пустым совершенно, я точно знаю. То есть она села в Северолуцке, я ещеудивилась, когда проверяла билеты, а потом подумала: какая мне разница?

– А ты ее не спросила, почему садилась в Луцке, если билетот Москвы?

– Да ты понимаешь… – зашныряла глазами Людочек, – есличестно, я не видела, как она садилась.

– То есть?! – нахмурился Антон. – Каким же образом онапрошла? Не с неба же свалилась?!

– Не с неба, не с неба, успокойся, – послышался суетливыймужской голос. – Она садилась через последний вагон, и не одна, а с любовником.

* * *

Какое-то беспокойство не давало ему покоя все это время, таки грызло, так и точило! Хотя жизнь редкостно ополчилась против него именно вэти недели. Полное ощущение, что на Джейсона некто неведомый напустил порчу,выражаясь языком его предков. Акции «Вуул Полякофф» упали в цене свнезапностью, заставлявшей предположить не случайность, а злой умысел.Невиданная засуха обернулась страшными пожарами, буквально за суткиуничтожившими гектары пастбищ. Хуже того – несколько самых ценных отароказались отрезаны огнем и погибли, и в довершение всего недоумок СкоттКаслмейн, не дождавшись решения суда, который, наверное, позволил бы ему(вернее, овечке Джейси!) внести залог, попытался покончить с собой в тюрьме.