У него вновь появилось неприятное чувство, будто должно произойти что-то, что он не сможет проконтролировать.

В ночь, когда он был ранен, его беспокоило то же самое чувство. И то, что было обычной облавой на торговцев наркотиками, чуть не закончилось для него смертью. Этой ночи ему не забыть.

Осторожно двигаясь, он добрался до сада, который неожиданно оказался большим и ухоженным, и попал в тень нескольких пальм.

Дверь в кухню была открыта, оттуда слышался детский голос.

Его сердце сжалось: он был уверен, что это Белла.

Он подошел ближе к раскрытой двери. Майклу показалось, что он видит спину маленькой девочки.

Волной нахлынуло облегчение. Он нашел свою дочь, и ничто не сможет снова разлучить их.

Как только он сделал еще один шаг вперед, что-то обрушилось ему на голову, и он провалился в беспамятство.

Последнее, что он услышал, был детский крик.

Он вел альбом вырезок, очень часто доставая его и делая дополнения. Он купил ножницы и двойную ленту скотча в «Трифтиз» и прилежно работал над своим альбомом, как только появлялось что-то новенькое, что можно было добавить к его коллекции вырезок.

Женщина из Агура-Хиллз не привлекла того внимания газет, на какое он рассчитывал, и Он разозлился. Теперь Он знал, что для того, чтобы привлечь к себе такое внимание, надо оставлять впечатляющие послания – пусть все знают, с кем имеют дело.

Он целыми днями думал об этом. Как бы поступил Стивен Сигал? Как бы подобную проблему решила могущественная кинозвезда?

Этого Он не знал.

Однажды вечером женщина, живущая в том же доме, попробовала заговорить с ним. Он сразу же постарался прекратить ее глупую болтовню, но это не избавило его от ее навязчивости.

– Я – актриса, – сообщила она. – А чем занимаетесь вы?

– Писатель, – бросил Он, не глядя ей в глаза. Они неловко столкнулись в коридоре.

– А что вы пишете? – заинтересовалась она.

Он повернулся и ушел, оставив ее вопрос без ответа.

Казалось, его грубость ее ничуть не обеспокоила: где бы она ни увидела его, она вела себя так, словно они были старыми друзьями.

Вчера она привязалась к нему, когда Он шел к машине.

– Забавно, – весело сказала она, – мы живем в одном доме, а я даже не знаю, как вас зовут.

Он был вынужден ответить.

– Джон, – солгал Он.

– Джон, а дальше? – Она придвинулась ближе.

– Джон Сигал, – ответил Он, отстраняясь. Она кокетливо улыбнулась:

– А вы не хотите узнать, как зовут меня?

У него не было ни малейшего желания это узнавать, но она не смутилась:

– Шелли. На конце «и». Когда это имя станет известным, сможете сказать, что знали меня «еще тогда».

Будущие актрисы. Они были повсюду в Голливуде. Заполнили улицы. Набились в клубы. Разъезжали по шоссе. Их голодные глаза смотрели… хотели… ждали.

Если бы не эта сучка-актриса, соблазнившая его своей многообещающей улыбкой, пышной грудью и длинными желтыми волосами, Он бы никогда не потерял семь лет жизни.

Отодвинув затемняющие шторы, которые теперь закрывали его окна, Он высунулся наружу, глядя, как экономка устало идет по дорожке, вынося мусор. Она держалась подальше от него: Он приучил ее не подходить близко к его комнате.

Одиночество нравилось ему. У него было все, что надо – кровать, телевизор, видеомагнитофон, стопка кассет и его мечты о будущем.

Будущее станет просто прекрасным, когда Он разберется с этими мерзкими бабами, предавшими его. Мразь. Им надо преподать урок. Возможно, урок будет слишком жесток, но иного выхода нет.

Время заняться вторым именем в его списке. Всего шесть женщин. Осталось пять.

Игра была просто восхитительной, и Он от души наслаждался.

– Нет, Роза, определенно – нет, – сказала Кеннеди, зажав трубку подбородком. – Я отказываюсь участвовать в еще одной никчемной встрече.

– Но, Кеннеди, – сказала Роза своим обычным «ты-должна-сделать-мне-большое-одолжение» голосом, – посмотри, как получилось в прошлый раз. Ты получила удовольствие. Что же в этом плохого?

Правда. Ночь с Никсом запомнилась, но ей вовсе не хотелось повторения.

– Ничего, – ответила она. – Просто мне не хочется снова делать это. Кроме того, мне нужно работать.

– Работать?

– Я пишу статью о Бобби Раше для «Стайл Ворз». Роза заинтересовалась:

– Ты сделала интервью?

– Вроде того.

– И как он?

– Хорош, – ответила Кеннеди. – Действительно неплохой парень для актера.

– А у него есть подруга? – Роза умирала от желания все разузнать.

– Мы не касались его личной жизни. Роза разочаровалась:

– Почему же? Это именно то, о чем хотели бы почитать все женщины.

– Роза, – терпеливо объяснила Кеннеди, – ты освещаешь на телевидении новости, как захочешь, а я по-своему делаю интервью.

– Так сегодня вечером ты с нами не пойдешь?

– Нет. Понятно?

– Много теряешь.

– Ты всегда так говоришь.

Избавившись от Розы, Кеннеди позвонила своему отцу в больницу. Он был весел, как всегда. Ему было восемьдесят пять лет, его глодал рак, и все-таки он всегда умудрялся поднять ей настроение.

– Я приеду в воскресенье проведать тебя, папочка, – пообещала она. – Что-нибудь привезти?

– Только твое веселое личико, – ответил он. – И хорошую «гавану», если тебе удастся протащить ее мимо этих чертовых медсестер.

– Слетаю на Кубу.

– Сойдет и «Данхилл». Улыбнувшись, Кеннеди повесила трубку.

В воскресенье, по дороге к госпиталю в Агура-Хиллз, Кеннеди много думала о своей статье для «Стайл Ворз». Материалы о Бобби Раше, посланные из Нью-Йорка через «Федерал Экспресс», были уже в пути.

Киноиндустрия была очень заманчивой темой. Женщины в кино. Женщины и жестокость. Женщины в Голливуде. Равенство или борьба полов. Кто победит?

Она думала о женщинах, обладающих реальной властью в Голливуде, и больше всего ей хотелось сделать интервью с Шерри Ленсинг, руководившей «Парамаунтом», и Лаки Сантанджело, властной дамой, хозяйкой и управляющей «Пантер Студиос». Под руководством Лаки на студии было снято несколько интересных фильмов, где женщины подавались интересными личностями, а не просто заурядными подругами героев или же шлюхами.