— Нет-нет, я же понимаю. Но, предположим, вы знаете, что это совершил ваш брат…

— Это не смешно, — резко вставил Джеффри.

— Знаю, мистер Торп. Я просто пояснил. Вы никогда никого не убьете, разве что в пьяном виде. Текумсе Фокс научил меня разбираться в людях. — Грант вновь обратился к Миранде: — А вы, пожалуй, могли бы, если бы перед вами встала проблема и убийство оказалось единственной возможностью ее решить. — Он улыбнулся ей. — Конечно, все зависело бы от того, насколько важной и значительной была проблема.

Миранда улыбнулась в ответ.

— Ладно, значит, убийца — это я. И потому хочу заплатить вашему адвокату и мистеру Фоксу.

— Нет, миссис Пембертон, прошу прощения. Это тем более невозможно, что я сейчас без работы.

— Но почему вы не хотите допустить, что мне просто невыносимо видеть, как страдают невинные люди, даже если я…

Он решительно покачал головой.

— Нет, пожалуйста, не нужно. Уверяю, меня это задевает не меньше, чем вас. Мне, может быть, придется платить за это проклятое дело долгие годы.

— И вы того заслуживаете. — Миранда встала. — А еще говорите, что не гордец! Самая примитивная форма гордости и снобизма именно эта — в отношении денег. Ну да ладно. Мистер Фокс, когда все закончится, я приглашу вас на ужин. Джефф, пошли домой, займись-ка лучше составлением списка гостей для своей холостяцкой пирушки. Мисс Грант… почему бы мне не называть вас Нэнси?

— Пожалуйста.

— Договорились. Спокойной ночи, Нэнси. Боже, как же ты хороша!

Спустя двадцать минут Текумсе Фокс на всю ночь получил во владение свою собственную комнату. Было все еще жарко, хотя солнце зашло три часа назад, и из темноты за открытыми окнами доносился великолепный концерт сверчков и кузнечиков — досадный стрекот для непривычного уха, но приятная колыбельная для тех, кто живет в этом мире и любит его. Босой, в белых пижамных брюках, с обнаженным торсом, под загорелой кожей которого рельефно выделялись мускулы, Фокс стоял у письменного стола и говорил по телефону:

— Гарри? Это Тек. Что? Да, мне пришлось тут немного побегать. Вполне, вполне. Прости, что беспокою тебя дома… Что? Тридцать две тысячи? Что ты говоришь! Рад, что ты это сделал. Нет, это секрет. Освободись от них завтра до полудня. Я знаю, но лучше избавиться. Продавай. Нет, совсем ничего, но нынешний доллар стоит десяти в отдаленном будущем. Я хочу тебя кое о чем попросить по секрету и надеюсь, ты будешь держать язык за зубами. Знаю, что умеешь. Так вот: не поступала ли тебе в последнее время информация, а может, доходили какие-то сплетни о том, что Ридли Торп нуждается в деньгах? Нет, сам я ничего такого не слышал, просто ищу наугад. Насколько тебе известно, он процветает? Спасибо. Нет, я же говорю тебе, что абсолютно ничего не знаю, но окажи мне услугу. Поспрашивай завтра утром. Это будет нетрудно сделать, не боясь самому пустить сплетню, учитывая, какой крик поднят вокруг.

Мне очень нужно узнать, не было ли у Торпа острой нужды в деньгах, или, может, они ему нужны были быстро, или и то и другое. Нет, спасибо, я сам позвоню тебе после закрытия биржи. Как семейство? Прекрасно.

Спокойной ночи.

Фокс положил трубку, подошел к сейфу возле внутренней стены, набрал комбинацию цифр, открыл дверцу, достал из отделения для корреспонденции конверт и вернулся к столу. Развернув листок, он нагнул пониже настольную лампу, чтобы ярче осветить письмо.

Письмо было отпечатано на машинке.

«Ты не оставил мне ничего, ради чего стоило бы жить.

Мне придется умереть, но сначала умрешь ты. А меня ждет полное разорение. У меня не осталось ни семьи, ни друзей, и в этом виноват ты. Если бы была надежда, что я еще найду в себе силы жить, но надежды уже не осталось. Клянусь честью, ты умрешь! С каким удовольствием я говорю тебе об этом! Еще большим удовольствием было бы назвать свое имя — имя одной из твоих жертв, но приходится отказывать себе в этом. Знай только, что в список твоих безумных гостей меня не включили. Встречая меня на мостовой или за обедом в клубе — на это у меня пока хватает денег, — даже разговаривая со мной, ты и не подозреваешь, что тебе суждено погибнуть от моей руки».

Фокс прочитал текст слово за словом три раза, потом тщательно рассмотрел его под ярким светом. Бумага белая, обычная почтовая бумага, конверт обыкновенный, дешевый, из тех, какие продаются на каждом углу. Письмо было отправлено Ридли Торпу на адрес нью-йоркского офиса и помечено: «Лично». На конверте стоял штемпель Нью-Йорка, номер почтового отделения, время — шесть тридцать вечера, восемь дней назад.

Фокс положил письмо обратно в конверт, отнес его в сейф и закрыл дверцу. Набирая код поворотом ручки, он пробормотал себе под нос:

— Может, это многого стоит, а может, он просто начитался детективов.

Надев пижамную куртку, Фокс лег в постель.

Следующий день, среда, начался с серии сюрпризов раньше, чем птицы закончили приветственную песнь в честь его наступления. Фокс поднялся в семь утра, но, поскольку уже перешли на летнее время, это фактически означало шесть. Предпочитая, по его словам, играть наверняка, если есть выбор, Фокс решил взять Генри Джордана с собой в Нью-Йорк, а так как нужно было выехать из дома в семь пятьдесят, чтобы добраться в офис Ридли Торпа к девяти, он пошел по коридору в пижаме, чтобы разбудить Джордана.

Постучав три раза и не получив никакого ответа, Фокс повернул ручку, отворил дверь и заглянул в комнату. В постели Джордана не было, но остались свидетельства того, что он в ней спал; комната тоже была пуста. На этаже имелись три ванные комнаты кроме его собственной, и Фокс обошел их все, обнаружив, что они не заняты. Он знал, что люди, живущие у воды, обычно рано встают, и все же… Он торопливо спустился в кухню и, неслышно ступая босыми ногами, застал миссис Тримбл на середине грандиозного зевка.

— Доброе утро, дорогая. Вы видели мистера Джордана?

— Доброе утро. Он что, лунатик? Нет, не видела.

— Я видел, — донеслось от мистера Тримбла, сидевшего за столом и завтракавшего черным кофе с пирожками. — Я только встал, чтобы идти в коровник, и увидел, как он направляется через двор к дороге.

— Давно?

— Часа два назад. Я встал в пять.

— В какую сторону он пошел?

— По-видимому, намеревался выйти к шоссе. Я у него не спрашивал, а сам он не сказал.

Секунд десять Фокс стоял в неподвижности, глядя в пространство, потом отрывисто проговорил:

— Принесите фрукты и кофе мне в комнату через три минуты. Это меня встряхнет.

Одним махом он вновь поднялся на второй этаж. Чуть задержавшись у комнаты Дэна, Фокс прошел к себе и стал одеваться. Через минуту появился Дэн, в пижаме светло-вишневого цвета с зеленовато-желтым кантом, щурившийся после сна, но вполне пробудившийся. Продолжая одеваться, Фокс сообщил ему: