На мониторе фиксировалось все, что происходило внутри ее тела. Когда что-то шло не так, он издавал тревожный сигнал, что случалось примерно каждые пятнадцать минут. Трейси научила нас расшифровывать цифры и цвета на мониторе. Зеленая линия наверху отображала ее сердцебиение: острые ровные копья, напоминающие частокол. Ее крошечное сердце билось быстрее, чем у взрослого. На тот момент ее пульс был 145. Белое число в середине означало ее дыхательный ритм. Рядом с ним всегда была искривленная линия. Когда кривые шли слишком низко, это часто означало, что она спит. Сегодня этот показатель почти не менялся.

Число снизу, рядом с которым проходила голубая линия, означало насыщение крови кислородом. Этот показатель был особенно важен, потому что он позволял легко и в любое время оценить ее общее состояние.

Если показатели были от девяноста до ста, все было в порядке. Но если они падали ниже восьмидесяти пяти, необходимо было вмешательство. Трейси давала ей секунду на то, чтобы прийти в себя, но, если этого не происходило, она нажимала кнопку на респираторе, чтобы увеличить дозу поступающего кислорода. Это было опасно, потому что от избытка кислорода она могла ослепнуть. Это была первая из дюжины рискованных мер, за принятием которых нам пришлось наблюдать. Иногда врач увеличивал дозу кислорода, но, как только он уходил, Трейси снова его уменьшала.

Было бы слишком просто сказать, что эти показатели отражали настроение Джунипер, но нам действительно так казалось.

Мы узнали, что преждевременно рожденные младенцы обладают практически животной способностью чувствовать энергетику. У нее была недостаточно развита кора головного мозга, чтобы сформулировать причину своего недовольства, но, когда ее что-то беспокоило, например, громкий голос или напряженный разговор, уровень кислорода в ее крови падал, из-за чего срабатывал сигнал тревоги. Именно по этой причине медсестры просили нас не плакать возле инкубатора.

Как-то днем одна из медсестер жаловалась другой, что получила низкую оценку в колледже, синий показатель на мониторе резко упал.

«Она поставила мне шесть, — говорила она. — Это всего десять процентов от максимальной оценки. А моей подружке, которая вообще ничего не ответила, восемь. Почему? И девчонке-латиноамериканке она тоже поставила восемь, потому что преподавательница тоже латиноамериканка».

Бип! Бип! Бип!

Я попросила медсестер выйти.

Том: «Хорошо, что ты не смотрела этот фильм. Ты бы его возненавидела. Можно я в течение следующих сорока пяти минут буду в мельчайших подробностях описывать тебе отвратительную сцену аборта инопланетянки, а потом мы немного послушаем песни из „Иисус Христос — суперзвезда“?»

Я: Бип! Бип! Бип! Бип!

Мы просто зациклились на голубой цифре. Иногда Трейси даже отворачивала от нас монитор.

На седьмой день жизни Джунипер Том закончил чтение четвертой главы, и Гарри получил приглашение в Хогвартс. Я положила голову ему на плечо, смотря на голубой показатель. Казалось, что Джунипер рада за Гарри. На мониторе светилось число девяносто семь… затем девяносто восемь… Однако когда Том стал имитировать сердитый голос полувеликана Хагрида, раздался сигнал тревоги. Семьдесят восемь! Семьдесят шесть! Семьдесят четыре!!

Я ударила Тома по плечу и сказала: «Ты пугаешь ребенка, перестань изображать Хагрида». «Ни за что», — ответил он и продолжил читать.

Бип! Бип! Бип!

Том продолжил читать мягким протяжным голосом. Он поклялся ворковать даже там, где говорилось о Волан-де-Морте и дементорах. Сигнал тревоги не раздавался.

Том продолжал фиксировать на своем планшете имена медсестер, их обязанности и, подозреваю, даже клички их хомячков и кошек. Всего за несколько дней его запомнили абсолютно все. Он был хорошим Отцом. Отцом года. А вы не знали, что он лауреат Пулитцеровской премии? Я могла заходить в отделение интенсивной терапии и выходить из него незамеченной. Я была очередной неуравновешенной мамашей, у которой пляшут гормоны. Все мои недостатки и слабые места были на виду. Каждый день я была одета в одну и ту же пижаму. У меня не было сил даже попытаться произвести впечатление на кого-либо.

«Мать в стрессе», — приписал кто-то в карте.

Как-то утром я увидела, как Трейси наносит на лоб Джунипер интимную смазку, чтобы приклеить крошечный бант. Я не знала, как работают все эти насосы и аппараты, и мне было сложно понимать разговоры медперсонала, но я сразу догадалась о значении этого маленького жеста.

Это ваша дочь. Познакомьтесь с ней.

С помощью лейкопластыря я приклеила нашу с Томом фотографию внутри инкубатора, чтобы наша дочь сразу, как только откроет глаза, поняла, что мы ее родители, а также чтобы медсестры и врачи, работавшие с Джунипер, знали, что она любима. Я надеялась, что они будут внимательнее относиться к девочке, у которой есть будущее, дом и семья. Я перерыла Интернет в поисках самых мягких одеял.

Как быть родителем такого ребенка? Джунипер прожила уже две недели. Во вторник, ее четырнадцатый день, сестра Тома Сюзи должна была прилететь из Индианы, а его брат Бен — из Нью-Йорка. Я заставила себя вылезти из постели, чтобы приехать в больницу пораньше. На обходе мы узнали, что теперь она весила 650 г. Было сложно сказать, сколько она действительно набрала, а сколько веса составляла лишняя жидкость.

«Она не получает нормальных калорий», — сказал один из врачей.

Диетолог все объяснил: в кишечнике Джунипер было отверстие, поэтому она получала жидкое питание внутривенно, однако количество жидкости нужно было отмерить так, чтобы организм нормально функционировал. Она нуждалась в белках, но их избыток мог привести к проблемам с почками, а избыток жиров мог обострить ее легочное заболевание.

Диана объяснила, что все системы в ее организме: мозг, легкие, почки, кишечник, сердце — словно каждый по отдельности бежали марафон, но врачи пытались сделать так, чтобы финишную черту они пересекли одновременно.

Однако эти системы взаимодействовали друг с другом различными способами.

Мысленно я благодарила мистера Джеймса Форда, нашего школьного учителя химии. Он предупреждал нас, что настанет день, когда пугающие главы учебника оживут, обретя огромное значение в нашей жизни. «Это все химия, ребята!» — кричал он, пытаясь убедить нас в том, что вещи, которые мы воспринимаем как должное, например, огонь или дыхание, являются химическими реакциями, взаимодействиями химических элементов. Теперь этот мужчина с доброй улыбкой и густыми усами трепетал бы от радости. Мои знания естественных наук были в лучшем случае базовыми, но я более-менее понимала язык врачей. Я также поняла, что мистер Форд старался объяснить нам: наука и жизнь неотделимы. Химические вещества, которые текли по трубкам капельниц, и любовь, которую я испытывала к дочери, были как-то взаимосвязаны.