Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это его «трахать»… Эта, казалось бы, обыкновенная грубость звучит сейчас ласково и возбуждающе.
— В смысле? — теряюсь.
Боже…
Конечно же, я ждала, что он это сделает. Он всегда делает. Свыклась с тем, что, как бы не ломалась, Рейнер свое возьмет. Возможно, мне даже нравится такой расклад. Своего рода игра. Аморальная.
Боже…
— Я не стану тебя сегодня трахать, — заключает решительно. И, вероятно, уловив на моем лице какие-то эмоции, с которыми я просто не успеваю справляться, издает короткий сипловатый смешок. А затем, сгибая руки в локтях, совсем низко ко мне наклоняется. Касается губами уха, и меня моментально в жар бросает. Хочу инстинктивно сжать ноги, чтобы приглушить пульсацию, но из-за положения наших тел могу стиснуть лишь его бедра, размещенные между моих. Переставляя ладони выше, бездумно тазом вперед подаюсь. Андрей резко вдыхает, горячо и шумно выдыхает. — Сама поплывешь и подставляться с объятиями начнешь. Без секса. Я тебя знаю, Татка. Моя ты.
— Ха-ха… Нет, конечно… Не буду я тебя обнимать, — хочу воскликнуть, но получается слишком тихо.
Сдавленно и вибрирующе, словно, и правда, испуганно.
У меня заканчивается кислород, а вдохнуть не получается. И вовсе не потому, что Рейнер оказывает какое-то давление на грудную клетку. Не сверху. Он все еще удерживает большую часть своего веса на руках. Изнутри ребра корячит. Андрей у меня внутри. Переполняет. Распирает.
— Будешь, красивая. Знаешь, почему? — приподнимаясь, вновь в глаза смотрит.
— Почему?
— Потому что ты уже меня любишь.
Я перестаю дышать и цепенею, перепуганно глядя ему в глаза. Пока образовавшийся внутри вакуум не вызывает жжение в груди. Резко вдыхаю, но еще несколько секунд не могу ни слова произнести.
— Знаешь что, Рейнер? — пищу возмущенно.
— Мм-м?
— Подобное заявление с твоей стороны звучит очень самоуверенно, безосновательно и нагло. Очень-очень нагло!
— Да, я наглый. Не скрывал никогда. Так что, будем трахаться? Или поберечь тебя?
Ну, каков мерзавец!
С самым серьезным видом надо мной насмехается.
— Пошел ты на фиг! Нет, знаешь… Пошел ты прямо на хер!!!
Его пальцы быстро и жестко фиксируют мой подбородок, губы приближаются. Когда я жду, что он меня поцелует, Андрей замирает и чуть усмехается.
— Предпочел бы, чтобы ты пошла. На мой.
— Ты…
— Ты не ответила.
— На что? — серьезно злюсь я.
— Будем сегодня трахаться?
— Да делай, что хочешь! Мне вот вообще все равно!
И он отстраняется, поднимается, с важным видом подходит к камину и подкидывает поленья в огонь.
А у меня ощущение, что внутри меня это пламя разгорается. Кожа накаляется и краснеет. Я негодую, злюсь и… испытываю непереносимое разочарование.
Сажусь. Мозолю его спину сердитым взглядом.
— Ты такой грубиян! Терпеть это не могу, — поддеваю его высоким тоном.
— Что именно тебя так возмущает?
Невольно ежусь, когда Рейнер возвращается ко мне на ковер.
Какая мýка! Я сердца не чувствую, не то что язык. Вообще, вероятно, не соображаю, что горожу!
— В книгах, которые мне нравятся, герои говорят по-другому…
— И как же? — и взгляда от моего пылающего лица не отводит.
— Никто не говорит «трахать», — сама не знаю, как решилась произнести это похабное слово.
Он меня определенно испортил, раз я сквернословить на регулярной основе начинаю.
— Да? А как говорят?
Не могу понять, он серьезно заинтересован? Или же продолжает забавляться.
— Мужчины говорят: «Хочу овладеть тобой»…
Ну вот, пожалуйста! Андрей во всю силу голоса смеется. А я злюсь пуще прежнего и все равно мурашками от этих глубоких и хрипловатых звуков покрываюсь.
— Ты серьезно сейчас?
— Козел…
— Если я скажу так, ты дашь мне? Сама? Без вот этой ломки? Ната?
— Что?
— Дашь?
— Ну, можно посмотреть, что у тебя получится, — пожимаю плечами.
Рейнер в ту же секунду обратно меня на спину заваливает. Нависая сверху, жадным взглядом в душу прорывается.
— Я тобой не просто овладеть хочу, Татка. Не один раз, пойми. Не два, не три… Навсегда тебя присвоить хочу. Чтобы лишь моей была. Каждую секунду, каждый вдох мой…
Внутрь меня словно кто-то битого стекла натолкал. Все болит, жжет, колет, пульсирует…
— Ты меня уже присвоил, — зачем-то поддакиваю. — На целых полгода.
— Полгода, — кивает. — Мне мало.
Во мне, вкупе с паникой, какая-то странная надежда пробуждается. Но страх все же преобладает.
— Ты обещал.
— Обещал.
— Полгода. И все…
— И все, — из его уст это совсем иначе звучит, словно он другой смысл вкладывает.
Забеспокоиться не успеваю. Андрей закрывает мне рот поцелуем. Тут же нить разговора теряю. Все забываю. Сразу же отзываюсь. Отвечаю. Ласкаю его плечи и шею ладонями. Тихонько вздыхаю, когда раздевать меня принимается.
— Красивая моя…
— И ты… Ты — мой… Сейчас… Сейчас… Мой…
— Всегда.
Пусть… Пусть сегодня будет так.
Рейнер
Во второй месяц тоже пролетаем. Первые секунды осознания пригружает досада, но я быстро овладеваю эмоциями и хладнокровно перенаправляю мысли в позитивное русло. Врач сказала, здоровые пары в течение года обязательно пробивают в цель. Большая часть успевает за шесть месяцев. И у нас получится, думаю я. Как иначе? Если я решил. Всегда ведь своего добиваюсь.
Но когда и на третий месяц случается провал, мозг оцепляют дремучие и тяжелые думы. Внешне держу фасон, но втихаря примыкаю к сетевой секте фанатиков таких же «бэби-планеров». Не знаю, кто и когда поднял всю эту волну, но теории и советы это «сообщество» выдвигает возмутительные. Вчитываюсь, пытаясь понять, что делаю неправильно. Вот только там такие дебри, что ни хрена не понятно. Как результат, сильнее пригружает. Быстро сдаюсь, решая еще месяц «трудиться» вслепую.
Каким дураком был раньше, полагая, что бабы беременеют, стоит только вставить без защиты. Не все и не всегда, как оказалось.
Наташка моя ничего не подозревает, конечно. В такие дни, уже заметил, ее и без того шмонает эмоционально почем зря. Не подходи. Взглядом убивает. Это моментами. А потом что-то у нее там скручивает иначе, сама ко мне лезет. Обнимает, закрывая глаза, какую-то ерунду рассказывает. Иногда просто молчим. Она требует: «Только не говори ничего».