class="p1">— … Нет, Платон Пантелеич… и ты, Степан Петрович… повезло вам незнамо как! Вы ж государевы люди, царю-батюшке служите! Это же честь какая! Да ещё и денежку небось исправно платят…

Платон Пантелеевич со Степаном Петровичем, не сговариваясь, снисходительно заулыбались.

— Что есть, то есть, — со значением откликнулся первый. — И честь, и денежка.

— А государева служба, брат, — это тебе не землю сохой ковырять, — веско добавил второй. — Это дело серьёзное, умственное. Тут соображать надо.

Арсений завистливо вздохнул и разлил водку по рюмкам.

Часа полтора назад два немолодых мужичка вышли за ворота локомотивного депо и степенно зашагали в сторону ближайшего трактира. Шли уверенно, дорогу не расспрашивали и, судя по всему, путь к увеселительному заведению был им хорошо знаком. Арсений, с утра гулявший возле депо, незаметно пошёл следом.

В тихом приличном трактире он сел неподалёку и стал прислушиваться. Заказав выпить и закусить, мужички предались неторопливой беседе. Из обрывков разговора Арсений быстро понял, что увязался не зря: люди работали на кухне царского поезда. То, что он ждал, ради чего нарезал круги возле депо.

Минут через десять Арсений уже сидел за одним столом с мужичками. («Нельзя ли присоседиться, дяди? Страсть не люблю пить в однова́».) Познакомились, — представился Николаем Ефременко, как в заготовленных документах. Платону Пантелеевичу и Степану Петровичу парень понравился. Одет просто, но чисто, держится уважительно, подсел со своим графинчиком… Разговорились: кто да что. Когда после очередной рюмки выяснилось, что собеседники обслуживают царский состав, Арсений чуть не подскочил.

— Это надо ж! — повторял он, восторженно глядя на мужичков. — С такими людьми за одним столом сижу! Кому рассказать, не поверят… Так это вы что ж, самого царя кормите?

Мужички приосанились.

— Почитай, что так, — сказал Пантелеич. — Я вот пекарь, а Петрович младший повар. Пока что отдыхаем, а только Александр Александрович с семьёй пожалуют, тут и работа начнётся. Оно ведь как? Поезд не поезд, а готовить надо. В дороге, брат, самый аппетит. Мы царя каждое лето сюда привозим, а осенью везём обратно. Служба такая.

Заказав новый графинчик и солёных огурцов с чесночной колбасой, Арсений продолжал расспросы. А потом пригорюнился.

— Устраиваются же люди… Платон Пантелеич, Степан Петрович, спросить хочу… Только вы уж не смейтесь!

— С чего это нам над тобой смеяться? Спрашивай, не укусим, — разрешил слегка осоловевший Пантелеич.

— Ну, смотрите, обещались… — Арсений глубоко вздохнул, играя волнение. — А вот скажите… там, на кухне-то царской, рядом с вами одного местечка не найдётся? Попроще какого, — для меня, значит?

Мужички переглянулись.

— Чёй-то ты, парень, губу раскатал, — грубовато сказал Петрович.

— Да, раскатал! — горячо произнёс Арсений и даже стукнул кулаком по столу. — Вас послушал — и раскатал… Сирота я, из Харьковской губернии. Там жил скудно, — дай, думаю, к морю переберусь. Авось тут лучше устроюсь! Ага, щас… Работать умею, никакого дела не боюсь, а хорошего места нет. Везде платят шиш да маленько. Вот только что со строительного склада уволился, на расчётные деньги с вами гуляю…

Пантелеич хмыкнул, — не без сочувствия.

— А на царской кухне, значит, решил озолотиться, голова садовая?

— Да уж какое там «озолотиться»? — дрожащим голосом ответил Арсений. — Мне бы на жизнь заработать, и то хорошо. А в таком-то месте служить, — себя зауважаешь. Я на всякое дело согласен, не сомневайтесь. Я, может, человеком там стану. Я, может, царя-батюшку своими глазами увижу…

Последние слова произнёс он с лёгким надрывом и даже отвернулся. Утёр кепкой глаза… Не переиграть бы.

Не переиграл, кажись. Покряхтев, Петрович недовольно произнёс:

— Ну, ты заплачь ещё… — И, повернувшись к товарищу, добавил: — Слышь, Петрович, может, покажем его Тимофею Тихоновичу? В подсобке работать некому, только что дрова сами не колем… А? Если подойдёт, ещё и спасибо скажут.

— А Тимофей Тихонович, это кто? — негромко, словно боясь спугнуть удачу, спросил Арсений.

— Это наш смотритель, — пояснил Петрович. — У нас на кухне всё от него зависит. — Подёргав за ус, добавил задумчиво: — Отчего ж не показать? За спрос денег не берут… У тебя документы-то в порядке?

Арсений просиял и полез во внутренний карман тужурки.

Потом, вспоминая, боевик только диву давался: насколько точно и просто воплотился план, — пункт за пунктом.

К исходу того же дня Арсений уже обживал своё место в двенадцатом вагоне, предназначенном для обслуги и охраны. Смотритель кухни Тимофей Тихонович придирчиво изучил его документы, обратив особое внимание на хорошие рекомендации с двух предыдущих мест работы. (Бумаги добротные, ведомство Льюиса постаралось.) Посопев, принял с испытательным сроком, — на рейс. Паспортную книжку при этом оставил у себя. «Смотри мне, Ефременко! Будешь работать с душой, возьму насовсем. Десять рублей в месяц, кормиться от кухни… А ты, Петрович, за ним присматривай». Арсений благодарил, кланялся. Побежал за вещами, оставленными на съёмной квартире. По пути дал телеграмму на условленный адрес в Санкт-Петербурге, откуда её должны были передать Льюису. Обычный с виду текст на самом деле означал, что пока всё идёт по плану.

Пришлось и поволноваться. Прежде чем пропустить в вагон, полицейский, дежуривший у состава, взял у Арсения сундучок с вещами и принялся в нём копаться. Обратил внимание на увесистую жестяную коробку с желтовато-белым веществом. Повертев в руках, строго взглянул на Арсения:

— А это у тебя что такое?

— Так сахар же, ваше благородие, — сказал Арсений, застенчиво улыбнувшись. — Сластёна я. На мармелады с шоколадами не зарабатываю, а так, — съел пару-тройку ложек, вот и порядок.

Арсений практически не рисковал. Взрывчатка была замаскирована толстым слоем настоящего сахара. Ткнув грязноватым пальцем в коробку, Арсений звучно его облизал и простодушно добавил:

— Да вы попробуйте. Страсть, какой вкусный!

Полицейский брезгливо поморщился и коротко бросил:

— Сам жри.

После чего сундучок вернул. А часы-луковицу с детонатором Арсений из кармана и не вынимал. Лежали себе, есть не просили…

Четыре дня Арсений работал, как проклятый: драил кухню и буфетную, отмывал хозяйственные вагоны, колол и таскал дрова, относил на ледник в холодное отделение привезённые продукты. Тимофей Тихонович за прилежание даже как-то похлопал по плечу, — поощрил, значит. А на пятый день из Ливадии прибыл император с семьёй и придворными. Вскоре после этого поезд отправился в путь.

Той же ночью, ближе к рассвету, Арсений тихонько вылез из-под одеяла и огляделся. Другие работники и сменные казаки охраны крепко спали под мерный стук колёс. Всё было тихо, если не считать разноголосый храп, сотрясавший вагон. Арсений осторожно достал из сундучка заветную жестянку. Выставил время взрыва, — через семь часов. Теперь было начало четвёртого, после девяти утра поезд ненадолго остановится для технического осмотра на станции Тарановка. Здесь и надо