– Мы с мужем, – спокойно заговорила Анья, взяв Ивейна под руку и не давая ему возможности схватиться за меч, – совершаем паломничество в обитель святого Ультрида в Уэссексе.

Заметив, как подозрительно блеснули узень­кие желтые глазки крестьянина, Анья на мгно­вение запнулась, отчаянно подыскивая какое-ни­будь правдоподобное объяснение.

– Мы хотим попросить святого заступиться за нас. Надеемся, что он услышит наши молитвы и благословит нас, ниспослав нам дитя.

Керла – отца многочисленных ребяти­шек – так поразило это признание в бесплодии, прозвучавшее из уст совсем молоденькой женщины, что он даже не заметил, как смутился ее предполагаемый супруг. Поскольку крестьянин все еще недоверчиво поглядывал на них, Анья тут же добавила:

– Пока что нам не было даровано этого блага.

Девушка скромно потупилась, но фермер успел-таки уловить огонек страстной надежды, блеснувший в зеленой глубине ее глаз. Это было искреннее чувство, хотя и вызванное совершен­но иным желанием – беспрепятственно пройти через поле.

Не особенно обрадованный этим намеком на со­бственное бессилие, Ивейн тем не менее молчал даже под испытующим взглядом крестьянина. Сак­сонец, разумеется, ожидал, что мужчина непремен­но начнет возражать, окажись такое постыдное ут­верждение ложным. Так что Ивейн надеялся, что его молчаливое согласие с хитростью девушки почти наверняка позволит им обойтись без столк­новения. Сказать по правде, Ивейн был поражен со­образительностью Аньи и ее выдумкой, объясняв­шей не только их появление здесь, но и то, что они направлялись на юго-восток.

– А мальчишка? – Этого недоверчивого крестьянина не так-то легко было в чем-либо убедить. – Он что, не ваш?

Причина недоверчивости керла была ясна – он то и дело переводил взгляд с густых, угольно-черных кудрей мужчины на золотистые волосы мальчика – даже в сгущавшихся сумерках кон­траст был разителен.

– Нет, – тотчас возразил Ивейн, радуясь, что еще на рассвете залепил глиной кристалл на посохе, опасаясь подобных встреч. – Киэр – сын моей покойной сестры. Он наполовину сак­сонец, как и моя жена, а я – чистокровный лэт. Наш дом в Уэльском княжестве, в Талакарне.

Ивейн надеялся, что это предупредит какие-либо вопросы, и керл не поинтересуется, почему он не в ополчении. Как отражение в спокойной воде пруда, эти мысли породили ответное недо­умение у Ивейна. Почему же, с удивлением под­умал он, этот керл не на поле брани? Мужчина был, правда, не первой молодости, но в здравом рассудке и довольно силен, судя по тому, как он размахивал вилами. Однако положение Ивейна было не таково, чтобы спрашивать об этом прямо.

Киэр молча наблюдал за происходящим, а Анья, услышав, как Ивейн назвал ее своей женой, обрадовалась, несмотря на эту явную ложь. Всем сердцем желая, чтобы это предска­зание сбылось, девушка искоса взглянула на сво­его прекрасного спутника – и тут ее неожидан­но поразила перемена, происшедшая в кресть­янине, почти столь же удивительная, как и внезапные смены настроения друидов.

– Ну так пойдемте же, путники! – Выра­жение угрюмой недоверчивости сошло с лица керла, и оно озарилось широкой, приветливой улыбкой. – Покажите, что вы не сердитесь за мою непреднамеренную враждебность и собла­говолите разделить со мной вечернюю трапезу в моем скромном, убогом жилище.

Он воткнул вилы в землю на краю поля, и тут Ивейну стало понятно, почему этот мужчина остался дома, когда вокруг бушует война. Ока­залось, что керл калека, и его левая рука свисает беспомощно, как плеть.

– Меня зовут Дарвин. Мы с женой, Морой, будем вам очень рады. Гости тут редки, и она вечно сидит одна. Детей у нас, правда, куча, но все они выросли и разъехались: ближе чем в Нествуде никого не осталось. Так что, прошу вас, пойдемте, откушайте с нами и переночуйте в нашем доме, а утром отправляйтесь дальше. Для мальчика мы подыщем местечко на чердаке – там довольно просторно, а вас можно будет уло­жить на постели моего старшего сына.

У Аньи перехватило дыхание. В первое мгно­вение от мысли, что она проведет эту ночь рядом с возлюбленным. Но она тотчас же вспомнила о привычках Ивейна. Ведь он друид и никогда не остается на ночь в возведенных, человеком пос­тройках! Однако, если только он откажется от гостеприимства крестьянина, тот, несомненно, воспримет это, как личное оскорбление.

– Благодарим вас, добрый человек. Ивейн сразу же принял приглашение, сознавая опасность отказа не хуже Аньи. Но он не хотел рисковать и так и не назвал своего имени. Слиш­ком велика была вероятность, что его могут узнать, даже в другом королевстве, в Мерсии.

Анья многозначительно взглянула на Киэра, предупреждая, чтобы он ненароком не проговорил­ся. Тот едва заметно кивнул, когда хозяин отвернул­ся и зашагал через залитое лунным светом поле к своему дому. Анья чуть-чуть отстала, знаками по­казывая Нодди, чтобы тот пока оставался в лесу.

Идя вслед за Даренном между ровными пол­осами проросших хлебов, Ивейн обернулся и бро­сил долгий взгляд на прохладную чашу леса. Он с неохотой снова повернулся к земле, оскверненной людьми, не имевшими даже капли рассудка, чтобы испросить позволения, прежде чем пожинать ни­спосланное природой, или возблагодарить ее духов за эти дары. Вместо этого, невзирая на силы, ко­торые они нечестивыми действиями заставляли умолкнуть навеки, саксонцы бездумно расхищали богатства земли, не оставляя на ней ни единого де­рева, безжалостно вгрызаясь в ее поверхность хо­лодными, острыми плугами.

Глядя в сумерках, как ноги идущего впереди мужчины утопают во вспаханных бороздах, жрец страдал за эту искореженную, глубоко взрытую, погибшую землю. Он с болью чувствовал, как слабеют его связи с природой. Боль эта порож­далась не тем, чего страшится и избегает каждый друид – молчания могущественных духов, которое воцарится навеки, если исчезнут те, кто умеет говорить с ними. Нет, она возникала при мысли о том, что саксонцы захватывают все боль­шие пространства земли. Правда, у него были друзья среди них, а теперь и родственники, но Ивейн слишком хорошо понимал, какой ценой им, друидам, придется расплачиваться за присутствие чужеземцев. Подолгу размышляя обо всем этом, он пришел к выводу, что поток захватчиков не умень­шится и вряд ли они когда-нибудь оставят его землю в покое. Их пагубное влияние на его род и предназначение наполняло душу Ивейна скорбью.

Анья почувствовала печальное настроение друида, отчасти догадалась о причинах, и ей стало больно за него. Не смея ни успокоить жреца, ни даже заговорить об этом при Дарвине, девушка обратила внимание на домик, к которому они подходили.

Дом фермера стоял на пригорке посреди поля созревающей пшеницы. Когда они подо­шли поближе, Анья заметила неподалеку от входа маленький, но прекрасно ухоженный садик с зеленью, овощами и ягодами.

Дарвин распахнул перед ними дверь, и они вошли в комнату, освещенную сальными свечками, стоявшими на простом деревянном столе, и огнем в очаге, от которого было больше дыма, чем света. Пока путники снимали плащи и ве­шали их на колышки у дверей, Ивейн незаметно поставил свой посох, укрыв его под одеждой.