– Нашли нас? – Ивейн помрачнел, его чер­ные брови сошлись. – Какое безумное ослепле­ние толкнуло вас снова встать у меня на пути… невзирая на мои предупреждения, под угрозой смертельной опасности?

Торвин бросился на колени перед могучим жрецом. Тот и вправду имел устрашающий вид; он стоял непоколебимо, весь в черном, расставив ноги, с мечом, грозно сверкавшим в одной руке, и странным, пугающим посохом в другой. Торвин почти поверил, что он и в самом деле колдун, как о нем говорят.

– Прошу вас, сжальтесь надо мной, милос­тивый господин!

Торвину даже не надо было особенно притво­ряться, хотя он в совершенстве владел этим искус­ством: он и в самом деле дрожал от страха.

– После того как мы в первый раз встретились, я решил, что самое безопасное место во всем хрис­тианском мире —рядом с вами, под вашей зашитой и покровительством. И вот, с того дня я иду за вами. – Торвин помолчал, беспомощно разведя руками. – По крайней мере уже два дня, с тех пор как я услышал крик вашей дамы и оказался вдруг в одиночестве. Я бросился на поиски и беспрестан­но искал вас, пока наконец не нашел.

Анья, за спиной Ивейна, улыбнулась на эту невысказанную просьбу остаться с ними. Конеч­но, Клод жалок и не слишком умен, однако его желание понятно. Девушка не могла не согла­ситься, что самое безопасное и надежное место на свете, разумеется, рядом с Ивейном.

– По-моему, вы называли себя лесным раз­бойником? – Каждое слово Ивейна дышало хо­лодным презрением.

– С таким-то оружием? – криво усмехнулся Торвин, взмахнув коротким, тупым кинжалом, который Ивейн во время схватки забросил в кусты. – К тому же, – захныкал он, – как вы верно заметили, я не очень-то преуспел в этом деле.

– Ну так возвращайтесь домой, – посове­товал Ивейн. Синие глаза его стали ледяными, пронзительными. – Возвращайтесь на поле, к своему урожаю.

Ивейя и так слишком долго выносил присут­ствие этого человека. И он не видел достаточных причин, чтобы и далее терпеть его общество – ведь тот уже показал себя недругом, а значит, до­верять ему не стоило.

– От моего дома не осталось ничего, кроме горстки пепла, – Торвин горестно, тяжко вздохнул, надеясь, что не переусердствовал. – А мой жалкий клочок земли лежит между двумя могущественными княжествами, которые воюют друг с другом.

Темно-синие глаза Ивейна сузились при взгля­де на тощего, лебезящего перед ним верзилу. Как могло случиться, раздумывал жрец, что этот жал­кий, никчемный, но достаточно крепкий мужчина не служит ни в одном ополчении?

Простодушное сердце ребенка сразу поверило, что перед ними такая же жертва несправедливости, от которых страдает он сам. Киэр с сочувствием посмотрел на беднягу. Он, не раздумывая, подошел к человеку, стоявшему на коленях.

–Мой дом тоже сгорел… и все мои близкие. А у вас есть семья?

– Моя жена умерла прошлым летом, при ро­ждении нашего первенца.

Пряча огонек возбуждения за притворной гримасой уныния, Торвин взглянул на белокуро­го мальчугана, которого не приметил ранее, и медленно покачал головой.

Он понял, что перед ним тот самый мальчиш­ка, исчезновение которого так удручало и при­нца, и епископа. Теперь он, Торвин, нашел его и уж наверное получит награду от них обоих. Торвину нередко говорили, что ему следовало бы стать лицедеем, так ловко он умел притворяться и скрывать свои чувства. Этот дар как нельзя более пригодился ему сейчас, когда нужно было скрыть свое глубокое удовлетворение при мысли об открывавшихся перед ним возмож­ностях. Он заслужил похвалу и, без сомнения, удостоится чести расположения и покрови­тельства самого короля. Теперь, к тому же, он с полным правом сможет потребовать возна­граждения от епископа. И он потребует.

– Клод! Садитесь и откушайте с нами. – Анья решила, что вряд ли они дождутся от Ивейна подобного приглашения.

Мора настояла, чтобы они взяли с собой по­больше еды, оставшейся от их вчерашнего обильного ужина, так что им ничего не стоило поделиться с этим беднягой.

– Благодарю вас, милостивая леди. Ваша щедрость и милосердие не уступают вашей чуд­ной красоте и очарованию.

Взяв изящную ручку девушки, Клод с жаром поцеловал ее. Анья застенчиво улыбнулась, а Ивейн еще больше нахмурился.

Друид никак не мог отделаться от предчув­ствия, что тут что-то не так. И все-таки – что случалось не часто – он сомневался в своих ощущениях, опасаясь, что острота их притупи­лась при виде Аньи, улыбнувшейся другому муж­чине. Быть может, это присутствие Клода он постоянно ощущал за собой? Вероятнее всего, так и есть. Не чувствуя угрожающих токов, Ивейн решил, что угроза, наверное, скрывается в нем самом – в его негодовании на то, что чужой, посторонний мужчина посмел прикос­нуться к возлюбленной.

Ивейну даже думать не хотелось о том, что он может испытывать ревность. Такие чувства, как учил Глиндор, для слабовольных. А он, без сомнения, не из таких. И все-таки Ивейн втайне желал эту девушку, жаждал страстно, всем сер­дцем, чтобы она принадлежала ему одному. Он крепко зажмурился. Необходимо побороть эти чувства. Предназначение жреца друидов не поз­воляет ему даже думать об Анье. Он должен ос­тавить ее. От этой мысли ему стало невыносимо горько, сердце его пронзила мучительная, острая боль. Нет, даже хуже того – ему придется быть рядом и видеть, как Анья навеки свяжет себя с другом человеком.

Анья заметила, как Ивейн сжал кулаки, но подумала, что он сердится из-за того, что к ним вторгся этот чужак. Чтобы предупредить столк­новение, она потянулась к мешку с провизией и достала оттуда лепешку, большой кусок сыра и еще один мешочек, поменьше, который напол­няла все утро. В нем были сладкие лесные ягоды.

Ивейн постарался улыбнуться, и лицо его стало ласковым, когда он подошел к девушке. Он протянул всем нарезанные куски солонины из за­паса, который они взяли с собой по настоянию Дарвина. Ивейну было немного совестно брать его; вряд ли хозяева были бы столь щедры, знай они, кто их гости.

Когда с едой было покончено, каждый запил ее чистой родниковой водой, набранной из про­текавшего рядом ручья. Торвин с жадностью сле­дил, как Ивейн снова наполнял великолепный, отделанный серебром рог для питья. И, так как никто не прогнал его, этот не слишком желан­ный спутник пристроился в конце маленькой процессии, двинувшейся вслед за друидом по не­заметной тропинке, ведущей на юго-запад.

Они шли весь день, до тех пор, пока заходя­щее солнце не пробилось-таки сквозь плотные облака, окрасив их бледно-розовым. Ивейну не терпелось дойти до цели, но он понимал, что после целого дня на ногах Анья и Киэр утомлены до предела. Жрец чувствовал, как в них с каж­дым часом нарастает усталость. Он опасался, что из-за этого их внимание рассеется, и тогда неиз­вестно, что может произойти. А потому, когда сумрак сгустился, он сделал им знак остановить­ся. Порыв ветра подхватил его черный плащ, взметнув его ввысь, точно вороново крыло.

Все четверо расселись на небольшой полян­ке и снова разделили еду. Все устали и ели в мол­чании. Анья улыбнулась, заметив, что Киэр под­елил свою порцию с Нодди. Лисенок, по всей ви­димости, устал не меньше, чем люди, и прикорнул рядом с мальчиком, когда Киэр, на­сытившись, закутался в плащ и, пристроив под голову мешочек с пожитками, сладко заснул.