– Но полгода тому назад я удачно закодировалась. Не пью, не курю. И совсем не хочется. Правда, способность писать долго восстанавливалась. Верите, Сергей, даже дневник не вела. А вчера начала марать бумагу, перекрестившись, что называется. И ночью мне снился цветной сон, будто смотрела фильм. Раньше оставалось только «изложить содержание увиденного» – получался синопсис романа. К сожалению, этот сон я не смогла вспомнить. Но знаю, что следующий обязательно застрянет в памяти. И я напишу первый в своей новой жизни роман. Говорят, мастерство не пропьешь. Я верю.

– Талантливая умница, сильная духом девочка, я рад, что все самое тяжелое позади, – тихо, словно про себя, произнес молчаливый спутник. Он осторожно погладил Лизино запястье и быстро сказал: – Извините.

Писательница очнулась. Они сидели напротив ее подъезда.

– Заболтала я вас, Сергей, – повинилась Лиза, встала и направилась к двери. – Мне сюда, спасибо, что проводили, выслушали исповедь, да еще и грехи отпустили, насколько я поняла ваш ласковый жест.

– Не мне грехи отпускать, своих много, – горячо отказался от предложенной чести не отстававший сценарист. – Лиза, не сочтите за навязчивость… Давайте обменяемся телефонами. Созвонимся, встретимся, еще поговорим. Пожалуйста.

Они были на крыльце, и в свете фонаря Лиза вдруг сообразила, что он глядел на нее с обычной мужской надеждой на взаимность. Сообщив ему свой номер, она призналась бы: вы мне тоже интересны, тоже понравились. Тут уж альтруизмом не прикроешься. До Лизы наконец дошло то, что он отправил ей, еще стоя у противоположного края столика в ресторане: фраза о невыносимости ужина наедине с солонкой была предлогом знакомства. Он хотел познакомиться именно с ней, потому что озвучил просьбу составить ему компанию трижды, не отчаявшись от глухоты ушедшей в себя женщины. Она могла сказать, что их потребности разнятся, как плюс и минус, – ее устраивало именно молчаливое общество солонки. И из человеколюбия посоветовать ему купить в кафетерии бутерброд и сжевать, глядя в глаза кассирше или повернувшись лицом к очереди. Могла сухо попрощаться с ним в дверях ресторана после совместной трапезы. Могла категорически запретить себя провожать, обнаружив, что на улице светло. И вот четвертый шанс – не соглашаться обмениваться номерами, игнорировать его такое мирное и одновременно энергичное «пожалуйста».

Это слово и решило дело. Лиза отродясь не умела отталкивать дружелюбно настроенных людей, когда их к ней прибивало. Воспринимала таковых подарками судьбы. Она ценила момент и редко пыталась заглядывать в будущее отношений, зная, что в девяти случаях из десяти его попросту нет. Зато позже она развивала эти контакты в романах – в одном так, в другом эдак. Работа у нее была такая. А как работается, так и живется. Круги должны замыкаться, иначе они не круги.

– Ну, записывайте, Сергей, – улыбнулась Лиза. – Вы мобильником пользуетесь для этих целей или старорежимной книжкой?

– Мобильником. А дома еще и бумаге доверяю некоторые номера. Не все, разумеется.

– Надо же, и я тоже.

– Лиза, запишите и мои номера – мобильный и городской, будьте добры.

– Диктуйте. Ага, готово. До свидания, Сергей.

– До свидания. Я позвоню завтра. Не возражаете?

– Если дала телефон, значит, нет.

Она приложила ключ к электронному замку, открыла дверь и шагнула в подъезд. Дверь захлопнулась, и на секунду искушенной женщине почудилось, что не было ни рыбного ресторана, ни сценариста. Лиза Шелковникова меняла мужчин как перчатки, вкладывая в расхожее выражение собственный смысл. Она трепетно относилась к этому аксессуару – любила, в сезон носила постоянно, берегла, покупала редко, но зато самые дорогие и качественные. В смысле любовников аналогом денег на покупку являлись ее нервы. А у кого иначе? Она не жаловалась.

Теперь, используя ее перчаточную терминологию, был не сезон – порядком наскучивший ей своей предсказуемостью друг отдыхал на необитаемом острове от продажи старой фирмы перед приобретением новой, такой же маленькой и, с точки зрения Лизы, бесперспективной. Сама же она колдовала над судьбой Веры Вересковой. Заниматься Сергеем как поклонником было хлопотно и некогда – она легко обошлась бы без его звонка, а тем более обещанных встреч и разговоров. Если бы не совершила роковую ошибку – не пересказала роман от первого лица. И в подъезде ее озарило – Вера сейчас мучительно влюбляется в своего режиссера. Она лишена возможности говорить об этом с Лизой, и, значит, писательница вынуждена будет домысливать, как именно все происходит. А момент-то ответственнейший. Чуть выбилась из мистической колеи – и все старания впустую, еще и навредить людям можно. Небо же, учитывая бескорыстие Лизиных намерений, решило ей помочь.

И тогда в ресторане торгового центра возник Сергей. Не издатель, которому по сюжету надлежало терпеливо излечиться от алкоголизма вместе с писательницей. Но ведь Лиза не для себя ворожила. «Господи», – пробормотала она и бросилась к лифту, едва удерживая слезы. Расплакалась уже в квартире так сладко, как давно не доводилось. Ей стало ясно, что неземные великие силы покровительствуют Вере Вересковой в изменении ее земного пути. Кто нужен в качестве посредника? Лиза Шелковникова. И вот, несмотря на покушение и обострившиеся в связи с ним неприятные воспоминания о проступке коварной романистки, издатель Полянский на нее не злится. А теперь ей дарован собрат по перу. И нужно освежить впечатления о том, как между мужчиной и женщиной зарождаются отношения, чтобы не сфальшивить в описании творящегося ныне между актрисой и продюсером в наркологической клинике. Даже хулиганская выходка Лизы, то есть клевета на саму себя, была оправдана необходимостью перевоплощения в Веру. Точно какой-то сложный ритуал, смысла и значения которого Лизе понять не дано. Поэтому и возник импульс рассказать Сергею то, что она рассказала.

Итак, в ее голове все очутилось на своих местах, определенных вкусом и разумением владелицы. Лиза наслаждалась внутренним порядком. Около одиннадцати позвонила дочь:

– Мам, я уже возвращаюсь.

– С кем? На чем? – поинтересовалась Лиза.

– Одна. На метро. У Игната сильный насморк и, похоже, температура. Я заставила его купить в аптеке колдакт и сразу принять. А после сеанса отправила домой. Он сопротивлялся и запихивал мне в карман деньги на такси. Я категорически отказалась. Ему было очень плохо, и он отступил. Я нормально вела себя?

– Трудно сказать. Подруги годами внушали мне, что мужиков жалеть нельзя. Зато деньги из них необходимо вытрясать беспрерывно. Но, когда я пробовала, возникали сплошные конфузы. Вывод – не умеешь, не берись. Если в этом смысле ты в меня уродилась, то нормально.

– Я прогнала его отлеживаться и лечиться как врач. А деньги не взяла, потому что забочусь о нашем будущем общем бюджете как образцовая жена, – взвился в Маше дух противоречия.

– Ладно, идеал, иду тебя встречать, – заключила Лиза и достала из шкафа джинсы.

У нее было отличное настроение.

Матери не пришлось спускаться к выходу из метро: дочь уже выбралась из подземки и мрачно хромала на своих неустойчивых каблучищах. О безопасности девушки можно было не беспокоиться, потому что ее окружала плотная аура угрюмой раздражительности. Ни один псих не рискнул бы приблизиться. Тяжкий выдался день. Сначала бестактность Эдуарда выбила из колеи, потом еле живой температурящий Игнат расстроил. Лиза оттянула Машу в сторону и вытряхнула из пакета, который захватила из дома, разношенные шлепанцы. Дочь благодарно шмыгнула носом, переобулась и, не заботясь об оставшихся на асфальте туфлях, двинулась дальше. Мать подобрала туфли, догнала начинающую мученицу, понимающе взяла за руку, привела домой и уважила потребность запереться в комнате, откуда минут через десять послышалась знакомая мелодия «Битлз». «Я тоже под нее страдала в юности», – подумала Лиза без особого удовольствия.