Это английский язык, но любому необразованному англичанину – что XVIII века, что современному – потребуется перевод. В этом, собственно, и был смысл. Это не был естественный язык, принадлежавший какой-либо этнической группе. Этот язык нужно было учить – учить всем, кто мог позволить себе соответствующее образование. Именно по этой причине такой язык идеально подходил для того, чтобы стать общим для новой элиты Великобритании. Мелкому дворянству, лэрдам и вождям кланов новой Британии предлагалось нечто совершенно иное, чем основанный на Библии английский национализм эпохи Кромвеля. Их звали в новое удивительное королевство, где немецкие короли сами едва говорили по-английски, где официальным языком был сознательно искусственный, наполовину офранцуженный английский и где подлинная культура выражалась в камне.

Бювет в Бате. Греческая надпись означает «Вода превыше всего». Фотография автора

От Дувра до Донегола, от Труро до Инвернесса по строгим, новейшим, заимствованным правилам строились новые дома, заявлявшие, что их владельцы принадлежат не к определенной нации, но к общеевропейской элите. Фермеры-йомены и сельские священники строили в каждой деревне такие же, но поменьше. Много лет назад Англия была объединена нормандскими королями. Тогда элита говорила на французском языке и строила по всей стране castles – замки. Теперь Британские острова были объединены немецкими королями, а элита говорила на французском, латинском и древнегреческом и строила классические особняки по всем островам. Любой, кто хотел стать кем-то, должен был также иметь особняк классических пропорций в столице империи Лондоне и дом для отдыха в специально построенном в классическом стиле Бате.

Поражение английского крестьянства

Все это казалось английским простолюдинам китайской грамотой. В новой империи они чувствовали себя так же потерянно, как шотландские горцы, валлийское население Уэльса или гэльские крестьяне Ирландии. Длинная ползучая волна огораживаний наконец подходила к своему логическому завершению. Крестьяне, конечно, оспаривали огораживания в судах, но реальных шансов у них не было. Да, в 1731 г. парламент постановил, что «все [судебные] разбирательства должны вестись только на английском языке и наречии, а не на латинском или французском», но юридический английский до сих пор был полон французских и латинских выражений и слов. Кроме того, кто из крестьян мог позволить себе юриста? А если английский крестьянин по-прежнему пытался обходиться с некогда общинной землей или лесом как с общей собственностью, он подлежал наказанию по Черному акту 1723 г., который превратил ряд традиционных буйных сельских развлечений – браконьерство, грабеж садов и тому подобное – из обычных проступков в преступления, которые карались смертной казнью.

То, что современные англичане воспевают в качестве традиционной английской деревни, – прекрасные георгианские особняки посреди живых изгородей – появилось в результате оптового заимствования иностранной архитектуры и разрушения, порой принудительного, действительно традиционного английского сельского уклада. Английским селянам позднейших эпох оставалось лишь оплакивать свою участь.

Поскольку огораживания значительно увеличили доходы от сельского хозяйства в стране, не следовало ли считать, что так лучше для всех, как полагали философ Дэвид Юм и экономист Адам Смит? Не совсем, отвечали радикалы Том Пейн и Ричард Прайс (а также консерваторы, которых беспокоило исчезновение зажиточного крестьянства): как то, что очевидно вредит большинству жителей Великобритании, может пойти на пользу самой Великобритании? Современные дебаты вокруг теории «просачивания сверху вниз» экономических благ берут свое начало в дискуссиях об огораживаниях.

Мощный гибрид

Элита объединилась, а крестьянство было сломлено, и новая Великобритания была готова к завоеванию мира. Англо-голландско-габсбургский союз одержал великие победы над Францией при Бленхейме[30] (1704), при Рамильи (1708), при Ауденарде (1708) и, наконец, при Мальплаке (1709) и отбросил Людовика XIV назад за «Барьерные крепости», в том числе Ипр и Монс, которые заслужат худую славу у британских солдат два века спустя.

Переломный момент произошел в 1743–1744 гг. Во время Войны за австрийское наследство король Георг II, говоривший на ломаном английском, лично возглавил Прагматическую армию в битве при Деттингене (1743) и одержал неожиданную победу. На следующий год Джордж Ансон, первый со времен Дрейка англичанин, совершивший кругосветное путешествие[31], вернулся из Тихого океана – как и Дрейк, с трюмами, доверху набитыми испанским золотом. Британия заплатила своим европейским союзникам всего 200 тысяч фунтов – Ансон же привез домой краденого добра на 500 тысяч фунтов. Расклады были очевидны.

Флот стал любимым чадом парламента. Поскольку на флоте требовались технические навыки, классовые различия там стирались в большей степени, чем где-либо в Европе, что стало еще одной причиной уникальной социальной мобильности Англии. Стирались даже расовые различия: мулат Джон Перкинс по прозвищу Джек Панч родился в бедности на Ямайке где-то в 1750 г., а умер богатым капитаном первого ранга (эквивалент армейского полковника). Флот хорошо спонсировался и комплектовался профессиональными офицерами, мечтавшими сделать карьеру; в 1757 г. адмирала Бинга казнили за недостаточную агрессивность, что, по словам Вольтера, очень «повысило боевой дух» на флоте, славившемся культом безрассудных атак.