Тильды. Судейское ведомство может конфисковать землю в Файоссе, принадлежащую ей, и продать с торгов. Так же, как и землю в Жемчужном. Юджину в горло вопьются и власти, и господин Коро.

И все же не бежать ей позорно из страны!..

– Мы пойдем в священный Оррими. – Она не была уверена в решении, но это было лучшее, что можно сейчас придумать. В Оррими жил ее двоюродный дядюшка, настоятель небольшого монастыря. Если Арон станет монахом, как она и грозила ему в сердцах, его уже не тронут – Агорат защитит его.

Арон промолчал, но как-то раздраженно засопел.

Тильда остановилась и обернулась к сыну:

– Арон. Это единственное место, где тебя не тронут…

– Обожди, госпожа, – вдруг перебил ее Саадар. Потом едва слышно добавил: – Ночью решения принимать – днем о них пожалеть, так говорят. Давайте-ка выйдем, а потом и подумаем, куда и как. До Оррими два пятидневья пути – прилично топать.

И правда – так далеко! Тильда смотрела на Арона – осилит ли он дорогу? А сама она?

Сможет ли защитить сына…

– Верни пистоль, – попросила тихо. Она понимала – у этих слов мало силы: что стоит такому мужчине, как Саадар, ослушаться их? И что стоит ему вывести ее прямо к «серым»? Может, и от петли так избавится.

Рука, протянутая за оружием, дрогнула.

Саадар неожиданно рассмеялся.

– Ты что ж, подумала, что я тебя к «серым» отволоку? Коли хотел бы, сразу б тебя к ним и потащил. Или, вона, забрал бы твои побрякушки да скинул тебя с мальчонкой вниз – авось бы и не выбрались. Ты вроде умная баба, а глупостей в голове гора. Одни вы до Оррими не дойдете – вас сцапают первые же попавшиеся «серые». За бродяжничество. Не больно-то ты теперь на уважаемую госпожу похожа, а?

Разумеется, он был прав. Дорога пешком до Оррими трудна сама по себе, но особенно – если в глазах закона ты угрожаешь спокойствию уважаемых господ. Их с сыном могли поймать и приговорить к исправительным работам или вовсе к тюрьме, попадись рьяный судья – и там бы они и закончили свои дни. Перспектива ничуть не лучше той, что предстояла ей до пожара… И это не говоря о головорезах, что все еще во множестве встречались на дорогах.

– Что же, набиваешься в провожатые? И дорогу знаешь?

– Да дело-то немудреное, там спросить, тут поболтать. – Саадар пожал плечами. – Но ты уж сама решай. О себе-то я позабочусь. Я тебя спас, ты мне этот отстойник показала, вот мы и в расчете.

Тильда колебалась. Саадар не был похож на человека, нарушающего слово и живущего выгодой, но и верить ему до конца она не могла. Впрочем, идти до Оррими в одиночку она хотела еще меньше, чем в компании почти незнакомого ветерана.

Она наклонила голову к Саадару и прошептала:

– Я буду благодарна, если ты поможешь нам добраться до Оррими. Я заплачу. У меня есть часы… они дорогие.

Саадар остановился. Он явно хотел сказать что-то другое, но промолчал, только кивнул, дотрагиваясь до шпаги на поясе:

– Не надо платы. Возьму вот этот клинок, он, знаешь ли, тоже очень и очень недешевый. И пистоли. Как раз столько и стоит – спасти женщину и мальчишку из горящего дома. Ну и поцелуй, само собой.

Тильда от удивления ничего не ответила, не сообразив, шутит он или серьезен.

– Поцелуй можно и потом. – Саадар широко улыбнулся. – Когда разойдемся. Ты лучше подумай, хватит ли твоих деньжат, чтобы потом на корабле уплыть. Оставь на это свои побрякушки. Мне-то сережки да колечки без надобности, хорошая шпага как-то нужнее. Верно говорю? – Он подмигнул Арону.

– Ага, – ответил тот. И пробормотал: – Вмажу, только полезь целоваться.

Саадар засмеялся, и даже Тильда невольно улыбнулась на эти слова сына.

Тоннель петлял, извивался, кое-где его прорезали темные провалы в другие проходы.

И Тильда впервые порадовалась, что Сенат так долго не мог решиться заменить эту старую систему на более современную. Эти кротовые норы губили жизни во времена Империи, когда часть канализации соприкасалась с огромным подземным лабиринтом катакомб, и спасали – в первые годы Республики, когда тоннелями из осажденного города выводили жителей.

Вдруг Саадар остановился, прислушиваясь, повел головой в сторону. Тильда хотела спросить, но он красноречиво приложил к губам палец, велев молчать. И тогда она услышала в отдалении какие-то звуки, тонущие за рокотом воды.

Арон испуганно вздохнул рядом, и Тильда едва успела зажать ему рот.

– Наверх, – прочел ее мысли Саадар. – Знаешь, где ближайший выход?

Тильда кивнула, лихорадочно оглядываясь. Тоннель шел прямо, но чуть ниже, на другой стороне, из темноты влажно блеснули в тонком луче света скобы лестницы.

– Вон там!..

Бежать было тяжело – почти без света, пламя факела едва-едва освещало путь, его почти задуло. Мимо промелькнул и пропал черный вход в боковой тоннель. Наконец Тильда остановилась напротив лестницы, и Саадар чуть не сбил ее с ног.

– Ну, чего ж ты встала?!

Саадар подхватил Арона на руки и смело прыгнул прямо в бурный грязный поток.

Несколько страшных мгновений – и он с сыном на той стороне.

Тильда подоткнула юбки повыше, стянула чулки, лишь на миг подумав о том, что неприлично мужчине видеть женские голые ноги и тем более – панталоны, и подняла факел над головой.

– Руку! – одними губами проговорил Саадар.

Не раздумывая, Тильда прыгнула вниз, и холодная жижа сбила бы ее с ног, если бы не Саадар, который держал крепко. Ноги скользили в зловонной грязи, на той стороне Арон тихо охнул, но Саадар почти сразу сильным рывком вытянул ее наверх.

А там и лестница, и выход, и блеклый свет раннего утра.

Задвигая каменную плиту в полу каких-то развалин, Тильда в изнеможении опустилась прямо на груду битого камня, поросшего сорной травой. Но лишь на мгновение – Саадар поднял ее и потянул в сторону, к шуму, к толпе, к людям. К свету – из темноты.

Часть четвертая

Окна и двери

1

Они выбрались наружу в Застенье и быстро затерялись среди толкающихся на узеньких переулочках бедняков. Тут на грязных, растрепанных людей никто не обращал внимания. Вокруг – нищая, пьяная, срамная толпа: девки, продающие за гроши свое тело, старьевщики, попрошайки всех мастей.

– Надеюсь, спасать нас тебе надоест не скоро, – проговорила Тильда, когда они были уже далеко от выхода из канализации.

– Всегда к твоим услугам, моя госпожа. – Саадар остановился, посмотрел на них с Ароном и вдруг отвесил неуклюжий шутливый поклон, снимая воображаемую шляпу. Тильда, сама не зная почему, ответила ему грациозным реверансом. И оба расхохотались, глядя на усталые чумазые лица друг друга.

– Замечательно! Теперь меня вряд ли кто-то узнает.

– Особенно ежели ты не станешь болтать, как ученая, – заметил Саадар.

– А как? Так, шоль? – Тильда усмехнулась. – Получше твово умею, ты не боись. Справлюсь!

Саадар только покачал головой.

– И все-таки надо бы поостеречься. Серой заразы тут много. А ты баба заметная. Рано или поздно эти остолопы смекнут, что к чему, когда труп не найдут, и тогда мы отсюда не выберемся. Ну хоть одеты неприметно. – Он хмыкнул, оглядывая их с сыном. – Сойдет. А пока на-ка, прикрой голову. Извиняй, что грязный, другого нет.

Саадар выудил откуда-то кусок клетчатой ткани, засаленный до блеска, велел повязать вокруг головы, спрятав волосы. В иное время она бы побрезговала подобным, но сейчас, когда юбки пропитаны сажей и грязью, это не имело значения.

– И куда мы?

– К одному человеку. Переждем немного, чтобы не отсвечивать, и двинем ввечеру. Он нас выведет за город. Я ж это… заранее подготовился – ну, на всякий случай, всякое ведь бывает… Да ты его знаешь, это Бертрам со стройки. Никто там вас пальцем не тронет. Слово.

И столько силы было в этом его простом «слово», что Тильда поверила. Да и Берта вспомнила: неглупый работящий парень, честный и смекалистый – во всяком случае, казался таковым.

Держа ладонь на рукояти шпаги, Саадар пробирался по узким проходам, оглядываясь и проверяя, идут ли они с Ароном за ним. Потеряться здесь – удовольствие не самое приятное и, возможно, последнее в жизни.

Тильда редко бывала в Застенье. Когда-то давно здесь жили уважаемые, богатые люди, но постепенно из-за обилия мануфактур рядом район перестал быть модным, и его заселили сначала рабочие, потом, когда мануфактуры перенесли вниз по реке, бедняки. Красивые некогда дома ветшали и разрушались без надлежащего ухода. В кучах мусора, покрывающих древние плиты парадных залов, рылись отощавшие псы, среди мраморных колонн сушилось белье, а ничуть не потускневшая мозаика служила холстом для многочисленных поколений юных художников.

Это был район домишек, скроенных из чего попало, кривых, скособоченных лачуг, в которые кучно набивались бедняки. Вот дети смотрят из гнилых пастей жилищ, которые и домами назвать нельзя, сверкают голодными и злыми глазищами. От этих липких взглядов Тильда все сильнее сжимала руку Арона, а тот шел следом покорно и устало. Она думала, что надо отдохнуть, найти еду и хоть какой-то уголок, где Арон сможет поспать. Сын выглядел бледным и измотанным, и сердце у Тильды было не на месте.

– Вот ты такая шишка была, а занималась только своим храмом, – вдруг произнес Саадар, пнув задержавшуюся на его дороге крысу.

Тильда ответила не сразу:

– Что же я должна была делать со всем